Лилия Фонсека - Современная африканская новелла

«Если это спасет людей, если это дарует дождь, прогони страх! Твое имя останется навечно с нами».

В полночь Оганда устала и обессилела. Больше она не могла идти. Она села под огромным деревом, отхлебнула из калабаша воды и, прислонившись к стволу, уснула.

Когда она пробудилась утром, солнце было высоко в небе. Через несколько часов пути она дошла до шонги, полосы земли, что отделяла населенную часть равнины от святых мест. Ни один непосвященный не смел переступить ее и выйти живым — только тем, кто общался с духами и Всемогущим, было дозволено вступать в Его владения. И вот Оганда подошла к шонге на своем пути к озеру, которого она должна была достичь на закате солнца.

Толпа людей на краю равнины глядела ей вслед. Ее голос звучал хрипло и с болью, но теперь это было все равно и ей и людям. Ей не придется больше петь. Люди смотрели на Оганду с участием и бормотали слова, которые не достигали ее слуха. Но никто из них не вознес мольбу за ее жизнь, когда она остановилась у шонги, только совсем маленькая девочка вырвалась из толпы, и догнала ее, и, разжав кулачок, подала ей на потной ладошке колечко, которое носят в ушах.

Она протянула колечко Оганде со словами:

— Когда ты придешь в царство мертвых, передай это кольцо моей сестре. Она умерла на прошлой неделе. Она забыла его дома.

Оганда приняла колечко и одарила девочку драгоценной водой из калабаша — всем, что имела. Больше она не нуждалась в воде. Оганда слышала плакальщиц, посылавших любовь своим близким, навеки покинувшим их, громко, чтобы Оганда запомнила их, но слова не трогали ее сердца.

Оганда затаила дыхание, переходя черту, за которой лежала неприкосновенная для смертных земля. Она с мольбой обернулась к толпе, но ей не было ответа, только строгое молчание. Их разум был озабочен другим: как им выжить. Дождь был тем драгоценным лекарством, о котором они страстно молили, и чем скорее Оганда достигнет назначенного, тем лучше. И они хмурились, видя, что она затаила дыхание.

Странное чувство овладело дочерью вождя, когда она ступила на священную тропу. Непонятные звуки преследовали ее по пятам, пугали, и ее первым побуждением было броситься прочь. Но она помнила, зачем она здесь. Она должна выполнить волю народа луо. Она устала, но не было конца тропе. А потом неожиданно тропа затерялась и пропала на песчаной земле.

Вода отступила далеко от берегов, оставив за собой мертвое пространство песка. За ним серебрилась гладь озера.

Оганда почувствовала страх. Она пыталась представить себе чудовище, хозяина вод, но от ужаса не могла. Люди никогда не говорили об этом, и плачущие дети, которые умолкали при одном упоминании о нем, его не знали. Солнце еще не садилось, но жара спала. Долго брела Оганда, и ноги по лодыжки уходили в сыпучий песок. Она выбивалась из сил и мечтала о глотке воды из оставленного девочке калабаша. У нее было страшное чувство, что кто-то неотступно идет за ней по пятам. Чудовище? Волосы поднялись на голове, и холодный ужас пробежал по спине Оганды. Она оглянулась, посмотрела по сторонам, вгляделась вперед, но не увидела ничего, кроме облачка пыли.

Оганда прибавила шагу, но странное чувство не покидало ее, и она обливалась холодным потом.

Солнце спешило к закату, и, казалось, вместе с ним удалялся и берег озера.

Оганда пустилась бежать. Она должна быть у озера до заката солнца. И тогда она услышала шаги за собой. Она оглянулась: что-то похожее на живой куст стремительно нагоняло ее. Оно уже было готово схватить ее.

Оганда из последних сил бросилась вперед. Теперь она была полна одной мысли — добежать до воды и броситься туда. Оганда не оглядывалась, но чувствовала, что оно настигает ее. Она пыталась кричать, но, как в ночном кошмаре, не слышала собственного голоса. Существо настигло Оганду. Сильная рука схватила ее, и у нее подкосились ноги, она не добежала до воды и не даст людям дождя.

Когда свежий ветер с озера вернул ей глаза видеть и разум понимать, она увидела человека, склонившегося над ней. Она проглотила воду, которую человек влил ей в раскрытые губы.

— Осинда, Осинда! Пожалуйста, дай мне умереть. Пусти меня, солнце уже садится. Дай мне умереть. Пусть люди получат дождь.

Осинда поласкал блестящую цепочку, обвивавшую талию Оганды, и вытер ей слезы с лица.

— Мы убежим в незнакомую землю, — горячо убеждал он, не слыша ее, — от гнева предков и возмездия чудовища…

— Но на мне будет проклятие, Осинда, я никогда не принесу тебе удачи. И еще больше: глаза предков будут всюду следить за нами и несчастья обрушатся на нас!

Оганда вырвалась, пытаясь бежать, но Осинда снова схватил ее за руки.

— Слушай, что я скажу, Оганда! Слушай! Дай я одену тебя вот в это! — И он укутал ее всю с головы до ног так, что остались видны только ее глаза, в покров, плетенный из нежных ростков дерева бвомбве. — Это укроет нас от глаз предков и мести чудовища. А теперь бежим!

Он взял Оганду за руку, и они побежали прочь из земли, куда не может ступать нога смертного. Они сторонились тропы, по которой шла сюда Оганда.

Кустарник становился все гуще, и высокая трава путами держала их ноги. Пробежав половину пути, они остановились и посмотрели назад. Солнце почти касалось поверхности воды. Они вздрогнули. Они продолжали бежать теперь еще быстрее, чтобы скрыться от лучей заходящего солнца.

— Верь, Оганда, теперь оно не достанет нас.

Когда они выбежали из земли, запретной для живых, и оглянулись, дрожащие, только самый краешек солнца виднелся над поверхностью озера.

— Оно садится! Садится! — всхлипнула Оганда и в ужасе закрыла лицо руками.

— Не плачь, дочь вождя. Смотри!

Позади сверкнула молния. Они, испуганные, остановились и широко раскрытыми глазами растерянно смотрели, как на землю народа луо пролился дождь.

Он стоял на пороге хижины и смотрел на своего старого, изможденного, но еще энергичного отца, который шел по деревенской улице к дому с запыленной клеенчатой сумкой, покачивавшейся у него на боку. Отец повсюду носил с собой эту сумку. Джон знал, что в ней лежит: Библия, книга псалмов и еще, наверно, тетрадь и перо. Его отец был проповедником. Джону вспомнилось, что отец напрочь запретил матери рассказывать сыну народные предания, когда стал человеком бога… Мать перестала ему их рассказывать много лет назад. Она твердила одно: «Нет, не проси никаких сказок — может услышать отец».

Да, она боялась отца.

Джон ступил в хижину и предупредил ее, что идет отец. Потом отец вошел. Джон молча постоял около него и направился к выходу. На пороге он замешкался, но все же вышел на улицу.