Эфрен Абуэг - Современная филиппинская новелла (60-70 годы)

Роза и не читала его очень старательно. Она вообще не была честолюбивой. Ей нужно было питаться. У нее определенно и в мыслях не было сделать то, что совершил герой Достоевского, а именно ограбить и убить только для того, чтобы испытать ощущения грабителя и убийцы.

Имя Лайзы я в первый раз услыхал от Берта, моего друга и сослуживца, у которого были знакомые подавальщицы в том самом пивбаре. Он-то и пригласил за наш столик Лайзу.

Прямо удивительно, отчего происходит у нас теперь ресторанный и барный бум. Количество пьющих увеличивается, несмотря на то что, как пишут газеты, правительство повышает цены на пиво и вино, чтобы покрыть четырехмиллиардный дефицит бюджета, бесконечные делегации снуют взад и вперед, из страны в страну, и доллары, данные богом, тратятся то тут, то там впустую. А при этом ничуть не растет минимальная заработная плата, чтобы люди могли так свободно тратить деньги на выпивку. И что еще удивительно — стало обычным делом, что простые работяги частенько захаживают в пивбары.

Если так дальше пойдет, то скоро сходить в пивную станет не намного дешевле, чем посетить ночной клуб. Конечно, в баре на первый взгляд вроде бы и не очень дорого. В обыкновенном пивном баре, чтобы вволю напиться пива, приятно посидеть с приятелем, на двоих вполне хватит и тридцати песо. Но на закуску нужно ведь взять еще земляных орешков или какой-никакой рыбки. Если после этого останется немного денег, то можно будет пригласить посидеть с собой кого-нибудь из официанток: в пивбарах теперь служат подавальщицами прехорошенькие девочки. А для этого придется разориться еще на «питье для девочек» — пиво там или прохладительные напитки по три — пять песо за бутылочку, да им самим дать по паре песо «на чай», да еще кое-что за приглашение… И тогда можно спокойно начинать «пудрить мозги». Порой, пообвыкнув за столом и очумев от трепа и лести, эти женщины могут принять за чистую монету все, что ты говоришь, и поверить любым уверениям. Иногда они сами несут несусветную чушь или пошлость. Как только запудрил им мозги, появляется шанс прихватить такую девицу с собой. Тогда веди ее куда хочешь, уже просто «за спасибо».

А работяги нередко собираются тут спрыснуть получку и перемыть косточки начальству.

— Ох этот Рейес, подхалим чертов!

— Проклятый Мендоса, настоящий оппортунист, использует нас, только чтобы самому выдвинуться!

— Что за скотина этот китаец, наш хозяин! Крокодил какой-то!

— Треклятый хапуга! Придется раскошелиться, чтобы повысили.

— Не поймешь, сколько же нам положено за восемь часов?.. У мужчин-операторов заработок выше!

— Если так дальше пойдет, придется бастовать…

— Будь проклята такая жизнь!

А Лайза… Она обслуживает и развлекает их. Разносит стаканы, лед, закуску, бутылки. Составляет порожние бутылки в ряд. И не понимает того, что ряды расставленных ею бутылок напоминают решетки, тюремные решетки.

Я сам будто пьяный, немного не в себе, поэтому и рассказываю об этом.

Таков мир Лайзы… Тут ее отзывает мистер Ди, который работает здесь же, в пивбаре. Говорит, что собирают всех официантов. Через некоторое время она возвращается чем-то опечаленная. Когда она снова садится за наш столик, я пытаюсь разузнать, в чем дело.

Она отвечает: это потому, что утренней смене не разрешили работать вечером, поскольку, как им объяснили, у хозяина большие убытки. Когда позволяют работать вечером, это выгодно — официантки получают определенный процент с каждого заказа. Больше всего, когда заказывают «напитки для дам»: официанткам тогда идет песо с каждой бутылки. (С нас Лайза, когда мы предлагали ей выпить, не брала надбавку за «питье для дам», потому что мы считались «постоянными клиентами».) Когда им везет, соответственно повышается и их зарплата: они зарабатывают до семидесяти песо в месяц.

Лайзин пивбар, где мы бываем, совсем близко от нашей конторы, поэтому мы частенько заходим туда, особенно в дни получки. Рядом с ним — книжная лавка (где я покупаю что-нибудь «удобоваримое», чтобы через это чтиво добраться до истины о Лайзе). С недавнего времени я стал примечать, что Лайза опять ходит печальная, хотя в баре не умолкают звуки комбо — небольшого джазового ансамбля. Я снова расспрашиваю ее.

Оказывается, приближается день ее рождения: ей должно исполниться восемнадцать лет. А денег, чтобы это отметить, у нее нет. Придут ее друзья (в тот вечер я пригласил их вдвоем с Розой поужинать в «классном» ресторане в Кубао [18] Кубао — фешенебельный район Манилы. , чтобы авансом устроить кутеж, а заодно пообещал приехать на ее день рождения на Минданао). Я знал, что у нее есть дружок, гитарист из комбо, но музыканты собирались на гастроли в Японию, поэтому ей и было грустно…

Как же мне ее развлечь?.. Без конца поить пивом, чтобы она позабыла все на свете? Или записать по памяти строки из песни Кэта Стивенса [19] Кэт Стивенс — популярный английский эстрадный певец. «Лайза, Лайза» и преподнести ей? Написать простые стихи, чтоб показать ей красоту жизни? (Их шестеро братьев и сестер, и она самая старшая. Она осилила всего два класса средней школы. Ничего не знает о Достоевском. Получает семьдесят песо в месяц, подавая стаканы, лед, вино и закуску, вытирая столики, подтирая блевотину за посетителями, напившимися вдрызг. Ей «пудрят мозги» кому не лень, ее лапают, а она в свою очередь морочит их.)

А-а, оставлю-ка я ей пять песо на чай! Только ты меня не слушаешь… Эх…

— Эдья-а-а-а! — словно гром раскатился окрест зычный голос мисс Караска, высунувшейся из окна.

Этот крик заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. Она не мешкая подхватила с деревянного настила тяжеленную лохань, доверху наполненную выстиранным бельем, и поспешно припустила к дому хозяйки. Когда она взялась за ручку двери, у нее тряслись все поджилки.

Прямо перед ней у самого порога возвышалась фигура хозяйки-учительницы в одних трусах и лифчике. В руках она держала свое новое платье пепельно-серого цвета. Ее злющие глаза не предвещали ничего хорошего.

— Ты зачем прожгла дырку на моем платье? — яростно набросилась она на Эдью. Та уставилась на складки слегка обожженной утюгом ткани.

— Не… не я это… — попыталась оправдаться служанка.

Плотная ткань больно хлестнула ее по лицу. Металлическая монограмма оставила на щеке красный след.

— Разве я тебе не говорила, что его нельзя гладить? Сто раз тебе твердила, чтобы ты его не гладила! А ты снова напакостила! — опять разразилась криком хозяйка. Эдья плакала, опустив голову на грудь.