Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.2

502

Необычайная талантливость Ливия не осталась не замеченной на римском Олимпе. В 207 г., после победы, одержанной римлянами над пришедшим в Италию на подмогу Ганнибалу его братом Газдрубалом, сенат поручил ему восславить победителей в гимне. Он это поручение выполнил, но исполнение гимна было передано двадцати семи римским девам. И впервые с того времени, как его в цепях привели в Рим, тарентинец оказался зрителем и слушателем.

Гней Невий.У Ливия Андроника нашелся талантливый продолжатель — Гней Невий, для которого латынь, кажется, была родным языком. Как истинный поэт, Невий не ставил своей целью развлекать современников. Он обладал собственным видением мира и не разделял жизненной позиции тех, кто стремился к благополучию и склонялся перед сильными. Из уст Невия впервые в римской литературе прозвучала хвала свободе:

Всегда ценил свободу

И ставил я гораздо выше денег.

В годы, когда в Риме безраздельно господствовали и одерживали победы над Ганнибалом Сципионы и Метеллы, Невий написал:

Злым роком посланы Метеллы консулы.

Будто бы кто-то из Метеллов ответил на это стихом:

Дадут Метеллы трепку Невию поэту.

Кажется, это обещание было выполнено. Во всяком случае, известно, что Невий был взят под стражу, а после освобождения выслан в африканский город Утику.

Как и Ливий Андроник, Невий пробовал силы в создании трагедий на сюжеты греческой мифологии. Но, не ограничившись этим, он писал трагедии и на темы римской истории. Их герои выступали на подмостках не в греческом гиматии, а в римской претексте (отсюда и одноименное название самого жанра — «претекста»). Одна из претекст была посвящена победе, одержанной римским полководцем Марцеллом над галлами при Клустидии (222 г.). Другая, от которой сохранилось всего четыре стиха, называлась «Ромул, или волк». Не потому ли на нее не имеется ссылок, что она вскрывала повадки основателя Рима, вскормленного волчицей?

503

Откликаясь на животрепещущие события римской истории, Невий написал сатурнийским стихом поэму «Пуническая война». Известно, что она была посвящена I Пунической войне, но не исключено, что Невий перебрасывал мостик и к современной ему Ганнибаловой войне.

Поэма Невия начиналась с бегства троянского героя Энея из пылающего города. Затем Эней попадал в Карфаген, где правила царица Дидона, а из Карфагена направлялся в Италию — там его внуку Ромулу предстояло основать Рим. Троянская легенда выводила Рим из исторического захолустья и давала предка-основателя, сына самой Венеры, варварскому городу, где почитали каких-то божков. Поэма в полной мере отвечала новой роли Рима, которой он добился в ходе завоевания Италии и войн с Карфагеном.

Тит Макций Плавт.Превзошел всех своих предшественников в драматическом жанре Плавт(250—184). Прибыв в Рим юношей, он приобщился к сцене (то ли в качестве рабочего, то ли актера, скорее всего, второе, потому что не встречающееся больше ни у кого имя Макций — не что иное, как Макк ателланы). Плавт полностью отказался от написания трагедий и занялся комедиями. А чтобы избавить их от всего, что могло показаться неинтересным римскому зрителю, он стал практиковать соединение двух или даже трех греческих комедий в одну, перенося из одной в другую и сюжетные линии, и отдельные сцены, и просто удачные реплики героев, если они усиливали комизм.

Непрекращающийся по ходу представления смех вызывали и ситуации, в которых оказывались герои, и преувеличенно высокопарные речи по ничтожному поводу, особенно когда они звучали из уст персонажа, явно к таким речам непривычного, и сама внешность действующих лиц в масках, и, конечно же, целые каскады острот, порой грубых, из лексикона римской улицы.

Действие комедий Плавта разворачивалось в городах с греческими названиями, персонажи носили греческие имена и греческую одежду, и можно было взахлеб хохотать над пороками и смешными положениями, не оскорбляя этим достоинства римского народа. Но пороки эти были присущи самим римлянам, и это способствовало живости восприятия действа, разворачивавшегося на временно сколоченных подмостках.

504

Обычными персонажами Плавта были алчные сводники и безжалостные ростовщики, ненавистные римскому плебсу, честные бедняки, в которых большинство зрителей готово было узнать себя, прихлебатели-параситы, рвущиеся к даровому обеду, ворчливые и скупые отцы, редко понимающие своих легкомысленных сыновей, порой влюбленных в бесприданницу или даже гетеру (оказывающуюся чаще всего похищенной или подброшенной в детстве дочерью достойных родителей), ловкий изворотливый раб, помогающий слабохарактерному господину соединиться с возлюбленной. Чтобы эти рабы, своевольные и даже дерзкие в глазах римской публики, не шокировали зрителя, Плавт заставляет их намного чаще, чем того требует сюжет, задумываться над угрозой наказания.

Гетеры новоаттической комедии превращались Плавтом в весьма вульгарных обитательниц типично римских лупанаров (публичных домов). Парасит, соответствующий в римском восприятии фигуре клиента, был начисто лишен того, за что прикармливали парасита на греческом пиру, — утонченного, блестящего остроумия, превращавшегося в острую приправу к даровой трапезе.

Понятными и «своими» делало комедии Плавта и то, что обитатели греческих городов действовали на улицах и в кварталах с римскими названиями, проходили мимо знакомых римских построек, посещали форум, торопились в курию, чтобы не опоздать к распределению провинций (которых у греков, как известно, не было). Их должностные лица назывались «консулы», «цензоры», «трибуны».

Они ели чисто римскую пищу, могли порой вспомнить о «побежденных пунийцах» и пересыпали речь римскими поговорками («волк в овчарне», «горе побежденным», «собирать дождь в решете», «человек человеку волк», «пустить козла в огород», «поздно копать колодец, когда глотка пересохла», «обух мудрее рукояти», «слезы лить — что воду решетом носить»).

И сами сюжеты перелагавшихся Плавтом пьес вполне устраивали римлян. В них были похищения возлюбленных с их последующим поиском и желанной встречей, недоразумения и веселая путаница, связанная со сходством близнецов, любовная интрига («Там, где приправой любовь, пьеса любая по вкусу»).

Не имеющая себе равных популярность Плавта стала причиной того, что под его именем появилось множество ему не принадлежавших комедий. Через век после кончины поэта римскому ученому Теренцию Варрону пришлось немало потрудиться, чтобы из ста тридцати приписывавшихся Плавту пьес выделить двадцать одну, авторство которых исследователь признал бесспорным.