Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

Сохраняя традиционные сюжеты греческих мифов, участниками которых были боги, Еврипид лишает их, слепцов и лицемеров, какого-либо совершенства. Такое отношение к богам создавало в произведениях Еврипида более трагическую картину мира, чем у Эсхила и даже Софокла. В них нет такого разрешения конфликта, которое несло бы в себе утешение или внушало надежду на конечную победу справедливости.

Эти и другие особенности трагедий Еврипида, связанные с его философским мировоззрением, не могли встретить сочувствия у основной массы его современников. Но именно они стали причиной необычайной популярности его творений в последующие эпохи. И не случайно из девяноста двух трагедий Еврипида до нас дошло восемнадцать, тогда как и от Эсхила, и от Софокла — по семь, хотя каждый из них создал более чем по сотне пьес.

Злой гений афинской демократии.Ничто не создавало более яркой и близкой к действительности картины афинской демократии времени ее расцвета, чем комедии Аристофана(446—383), хотя это зеркало не просто сатирическое, но подчас и кривое.

278

В нем нашла отражение ничем не ограниченная свобода слова, позволявшая каждому гражданину публично высказывать свое мнение по поводу того, что происходило на его глазах или совершалось в прошлом. И хотя комедии Аристофана ставились на сцене в разгар войны со Спартой, кажется, никого не смущало, что критика могла оказаться на руку врагу. Никто не пытался привлечь комедиографа к суду за явную клевету на лиц, которым народ вручил власть для управления государством и ведения военных действий. Такова была сила афинской демократии. Но если присмотреться внимательнее — также и один из ее коренных пороков, в немалой степени способствовавший грядущей гибели народовластия в Афинах.

Аристофан

Критика Аристофана затрагивала буквально все, смешивая с грязью не только политических деятелей, но и саму демократическую систему, выпячивая ее пороки и закрывая глаза на достоинства. Разумеется, все это было — и заседательская суета, и страсть к сутяжничеству, и взяточничество, и прожектерство, и несправедливое разделение богатства. Но что представляло альтернативу этому строю? Спартанская илотия, власть эфоров, распространявшаяся на все без изъятия стороны жизни граждан, единодушие тупиц?

Однако все, что выходило из-под пера Аристофана, блистало фантазией и талантом. Поселянин, в укор пользующимся выгодами от войны демагогам, самолично заключает со спартанцами «сепаратный» мир и пользуется его благами (« Ахарняне »); земледелец совершает на гигантском навозном жуке полет к олимпийским богам, чтобы вернуть на землю богиню мира (« Мир »); заключения мира добиваются и жены воюющих мужей, договорившись уклоняться, пока не будет положен конец войне, от исполнения супружеских обязанностей (« Лисистрата »); недовольные афинской жизнью персонажи отправляются строить птичий город Тучекукуевск, и по ходу сюжета высмеиваются не только люди, но и боги (« Птицы »); Сократ, ненавистник богов, молится новым богам — облакам, качаясь между небом и землей в гамаке (« Облака »).

Объектом злобных насмешек Аристофана стали не только вожди радикальной демократии Клеон и Гипербол, но и великие драматурги Эсхил и Еврипид. Он был первым, кто вынес обвинение Сократу, выставив его разрушителем семьи, безбожником, пустым болтуном мздоимцем. И ему аплодировали, ибо он знал, что скамьи зрителе заполнены невежественными людьми, для которых любой мыслящий человек — бездельник и болтун. Он постоянно возбуждал дурные инстинкты толпы. Сократ и многие другие, кого он высмеивал, и впрям были осуждены на смерть по ее приговору.

279

Аристофан был поистине злым гением афинской демократии.

Анаксагор против Гелиоса.Процветание родного города убеждало афинян в том, что Афины находятся под покровительством богов и его гражданам остается лишь соблюдать отеческие законы и приносить жертвы богам, ибо те или иные военные и прочие неудачи - результат отступления от этих законов и неверия в могущество богов.

Именно с этих позиций оценивались взгляды чужеземца, выходца из Малой Азии Анаксагора(ок. 500—428), появившегося в Афинах вскоре после победы греков над персами. К удивлению афинян, гордившихся своей родиной, Анаксагор о своем родном городе ничего не рассказывал и на вопрос, откуда он родом, показывал на небо. Нет, он не хотел сказать, что свалился с неба на землю, а намекал, что устремлен всеми своими мыслями к небу, к его тайнам, а не принижен земными заботами.

И остался бы Анаксагор в глазах афинян безобидным чудаком, если бы во времена Перикла по городу не распространились слухи, что чужеземец кощунственно объявляет гром не грозным голосом владыки Олимпа Зевса, а звуком, возникающим при столкновении грозовых облаков. Некто, втесавшись в число учеников чужеземца, клятвенно уверял, будто Анаксагор назвал Гелиоса «глыбой, огненной насквозь, величиною поболее Пелопоннеса». Поначалу этот донос сочли клеветой. Но вскоре в театре под акрополем была поставлена трагедия Еврипида, того самого Еврипида, которого часто видели среди учеников Анаксагора. На этот раз слова Анаксагора о Гелиосе услышали из уст актера десятки тысяч зрителей, и ничего не оставалось делать, как привлечь чужеземца к суду.

Отвечая на обвинение в безбожии, Анаксагор уверял, что далек от того, чтобы мыслить мир грудой бездушных камней, а, напротив, убежден, что Землей, Солнцем, Луной и всеми небесными светилами управляет Разум и что этот Разум и дал толчок кругообразному движению всей постоянно расширяющейся вселенной. На прямой же вопрос, назвал ли он Гелиоса «огненной глыбой», обвиняемый ответил: «Да».

И быть бы ему приговоренным к смерти, не явись на суд Перикл, красноречивейший из смертных. Перикл не стал витийствовать о природе богов и первоначальном толчке, а поведал, как ему дорог Анаксагор, обучавший его в юности и как будто бы не нанесший этим Афинам никакого ущерба. После этого первый стратег объяснил, какая дурная слава падет на город, если афиняне начнут расправляться с людьми, думающими иначе, чем они. И смягчились сердца судей. За оскорбление Гелиоса они назначили штраф в пять талантов (их внесли в казну ученики Анаксагора) и изгнание.

280

На следующий день кто-то из друзей, провожая Анаксагора, садящегося на корабль, сказал сокрушенно: «Как же ты будешь жить, лишившись общения с афинянами?» «Это они лишились общения со мной», — ответил философ, поднимаясь по сходням.