Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

Лисипп. «Голова кулачного бойца»

Этрусские полисы в IV в. переживают такой же жестокий кризис, что и греческие. Соответственно изменяются сюжеты этрусских погребальных росписей: теперь здесь преобладают сцены казней и мучений, ожидающих души мертвых в загробном мире. В то же время художники добиваются большей выразительности в передаче человеческих чувств и состояний: тревоги, стойкости, печали. Это же время отмечено появлением этрусского скульптурного портрета, не имевшего себе равных в античном мире по мастерству передачи настроения. Шедевр портретной живописи — изображение головы мальчика, изваянной безымянным скульптором IV в. Художником передана щемящая скорбь прощания с жизнью и неповторимая индивидуально умершего. В области скульптурного портрета, как и во многом гом, римляне были добросовестными учениками этрусских мастеров, но потребовалось несколько столетий, чтобы уроки принесли результаты.

330

Искусство IV в. отказалось от суровой ясности бесстрастных творений Фидия. Оно пошло по стопам Еврипида — к передаче бурных драматических переживаний, сложных движений человеческой души, отражая одновременно глубочайший разлом и в самой полисной организации, и в образе жизни человека полисной эпохи.

Дом благой судьбы.На побережье примыкавшего к Македонии полуострова Халкидики находился греческий город Олинф, давний союзник Афин. Для македонян IV в. он был тем же, чем для афинян в свое время Эгина, — бельмом на глазу. В 348 г. Филипп II захватил и полностью разрушил Олинф, сохранив его тем самым для потомства как прекрасный археологический памятник. Осуществленные между 1928 и 1939 гг. раскопки американской экспедиции создали впервые возможность изучения городской застройки и греческого жилища V—IV вв., о чем до этого можно было судить лишь по литературным источникам, к числу которых применительно к Олинфу относятся прежде всего «Олинфские речи» Демосфена.

Крепостная стена Олинфа охватывала два холма — северный и южный. Первый был застроен общественными зданиями и частными особняками, второй — жалкими жилищами бедняков, что само по себе характеризует кризис полиса. Но некоторые дома Олинфа позволяют понять большее: изменения в религиозных представлениях его обитателей. Особенно интересен дом, известный в научной литературе под названием «дома благой судьбы». По своим размерам он больше других домов состоятельных горожан — длина фасада 26 м вместо средних семнадцати, но внешне не отличался роскошной отделкой, и проходившие мимо него обитатели южного холма не выделили бы его среди других. Богатство скрывалось за глухой стеной с узкими щелями окон. Но даже если бы кто и открыл калитку, он не увидел бы ничего, кроме мощеного двора, окруженного простыми колоннами, и каменного алтаря в центре для принесения жертв богам.

Чтобы узнать, какое божество здесь было главным, надо было проникнуть внутрь дома, в мужской пиршественный зал (андрон). В нем могло поместиться 9 лож для именитых гостей и оставалось место для танцовщиц и флейтисток, пристраивающихся у ног пирующих. Жены, невестки и дочери хозяина дома могли в это время находиться у себя в гинекее на втором этаже, время от времени спускаясь на кухню или во двор, чтобы принять участие в домашних работах. К андрону с одной стороны примыкала кухня с арочным помещением, с другой — располагалась анфилада комнат. Полы андрона и комнат нижнего этажа были покрыты мозаиками с изображениями, типичными для вазовой росписи этого времени: Дионис на колеснице, запряженной пантерами, козлоногие Паны, пляшущие нимфы. Но что это? Колесо, напоминающее обычное колесо греческой повозки. Такие колеса, большие и малые, почти в каждом помещении. Не был ли владелец дома собственником эргастерия по изготовлению повозок? К счастью, над одним из колес все разъясняющая надпись крупными буквами: «Колесо благой судьбы». Оно подобно рулетке в современном игорном доме, с той лишь разницей, что его поворот никогда не приносил разорения, а давал только счастье, богатство, удачу. Не Афине, не Деметре, не Артемиде поклонялись те, кто пировал в андроне, а богине беспроигрышной личной удачи. Им не было дела до старых полисных богов, о них вспоминали, поскольку помнили мифы, но реальностью стала судьба — Тюхе.

331

Археология, таким образом, дополнила наши сведения о людях склада Алкивиада или Ксенофонта, которых волновал лишь личный успех, кто был готов служить кому угодно и даже воевать против собственного отечества, лишь бы добиться богатства, славы, успеха любой ценой.

Глава 18. ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ И РИМА

К северу от Фессалии и за жилищем небожителей Олимпом, на равном расстоянии от Эгейского и Адриатического морей, находилась Македония. Богатством ее были горы, покрытые лучшим на полуострове строевым лесом, тучные пастбища со стадами белорогих овец и табунами коней. Аполлон и Афина, которым поклонялись цивилизованные эллины, пренебрегли этим краем, оставив его богине охоты Артемиде и буйному Дионису, неумеренными почитателями которого считались македоняне.

Страна остановившегося времени.Если бы афинянин по торговым делам или из любопытства посетил эту страну в середине IV в., у него могло создаться ощущение, будто его каким-то образом перенесли лет на пятьсот назад. Ибо он не отыскал бы здесь почти ничего из того, что, радуя или доставляя беспокойство, окружало его на родине: ни философов со стайками учеников, ни гелиэи вместе с сикофантами, ни острых на язык и скорых на обещания демагогов, ни тупых наемников, разорявших казну, ни взаимной ненависти, разделявшей богатых и бедных сограждан, — словом, всего, что стало непременной принадлежностью, а порой и бичом полиса. Не было в Македонии и самого полиса. Македонянами управлял не его высочество демос, а наследственный монарх, которому были подчинены князья, предводители отдельных племен. Ему принадлежала в Македонии земля, и он отдавал ее в пользование, требуя за это военной службы. Землю же обрабатывали не рабы, а свободные люди. Свободными людьми были и пастухи. Не существовало в Македонии ничего, подобного собранию на Пниксе. На сборища сходились воины—всадники и пехотинцы, голосовавшие за то, что им предлагали. Похожее «собрание» под Троей описал Гомер в «Илиаде». И точно так же, как во времена Гомера, местные Ахиллы и Одиссеи — царские дружинники — были на дружеской ноге с царем царей, македонским Агамемноном. Они вместе охотились, проводили время в попойках, накачиваясь, как свойственно варварам, неразбавленным вином. Они считались царскими друзьями и назывались «гетайрами», но так же, как и друзья Агамемнона, могли интриговать против него, и тогда царю приходилось искать поддержки у рядовых воинов. Это была страна несуетливых людей. Поступью их жизни был не быстрый ямб, а медлительный гекзаметр.