Александр Мацкин - Орленев

театр их порадовал, он оказался вместительным, трехъярусным,

с хорошо оборудованной сценой. Орленев осмотрелся, повеселел,

пустился в пляс и сразу начал репетиции. Он торопился, первый

лондонский спектакль был назначен на 21 января.

По московскому или даже берлинскому счету спектакль этот

прошел вяло, без бурных выражений чувств, и актеры были сму¬

щены отношением аудитории к их искусству, но местные старо¬

жилы, как, например, корреспондент «Русских ведомостей» и

«Русского богатства» Дионео, объяснили гастролерам, что по лон¬

донским нормам им оказали теплый прием. На следующий день

газеты напечатали статьи, зарисовки мизансцен и актеров в ро¬

лях, причем хвалили вместе с Орленевым всю труппу. Тон

«Дейли ныос» был настолько воодушевленный, что журнал «Те¬

атр и искусство» с присущим ему злоязычием заметил: «Надо,

очевидно, ехать в Лондон, чтобы выутюжить шляпу и получить

патент на гениальность» 7. Успех русских не вызывал сомнений,

но от тяжкой нужды они не избавились и в Лондоне. Больше по¬

ловины их доходов забирала дирекция по условиям контракта, ос¬

тальные деньги оседали в кассе, которую они доверили случай¬

ным людям. Чисто художественная сторона этих гастролей, тоже

продолжавшихся полтора месяца, ничем не была примечательна

и с годами стерлась в памяти Орленева. Гораздо больший след

в его жизни оставили лондонские встречи.

До конца дней он вспоминал свое знакомство с П. А. Кропот¬

киным, поселившимся в Англии еще в восьмидесятые годы. На

спектакли русских актеров их знаменитый соотечественник

прийти не мог, он болел. Но в своем доме в предместье Лондона

принял их радушно, беседа длилась три часа. Он расспрашивал

их о России и сам много о ней говорил; вот его слова, записан¬

ные Вронским: «Революция продвигается там быстрым ходом.

Конечно, вы читали, что там на днях убили Сергея, дни Рома¬

новых сочтены, республика в России, конечно, будет, но лет через

сорок, слишком отсталая страна». В сроках Кропоткин сильно

ошибся и, вернувшись семидесятипятилетним стариком в 1917 году

в Россию, стал непосредственным свидетелем событий Октябрь¬

ской революции.

На Орленева встреча с Кропоткиным произвела очень боль¬

шое впечатление. Его жизнь, окруженная легендой, его дерзкий

побег из тюремной больницы, его путешествия и географические

открытия, его превращение из высокородного князя в вождя и

теоретика русского анархизма, его книги — все это никак не вя¬

залось со скромным обликом немолодого человека среднего роста,

с седой головой и открытым симпатичным лицом. Орленев еще

раз подумал о том, о чем думал уже много раз,— величию духа не

нужна театральная импозантность, оно не требует величия

осанки, и много лет спустя, готовя книгу воспоминаний, записал

в черновиках в своей экстатической манере: «К Кропоткину!

У него было сердце, умевшее сочувствовать страданию,— он все

свои заработки разделял с болезненной застенчивостью, он и боль¬

ной казался смелым и отважным; от его рассказов бросало

в дрожь нервную, охватывал какой-то ужас. Я задыхался от вол¬

нения» 8. Узнав, что Орленев едет в Америку, Кропоткин напра¬

вил его к своим тамошним друзьям, чтобы они помогли ему на

первых порах гастролей.

Другой русский эмигрант, с которым Орленев встретился

в Лондоне,— В. Г. Чертков, последователь, близкий друг и душе¬

приказчик Толстого; в дневниках Льва Николаевича под датой

6 апреля 1884 года есть о нем такая запись: «Он удивительно од-

ноцентренен со мною». Одноцентренен — это значит всепоглощен,

проникнут, сосредоточенно-отзывчив. За свои выступления в за¬

щиту духоборов Чертков был выслан в Англию, где прожил дол¬

гие годы, не теряя связи с Россией. Выступления русской драма¬

тической труппы в Лондоне его, естественно, заинтересовали, и

он побывал на одном спектакле, познакомился с Орленевым и

пригласил к себе в Брайтон. Павел Николаевич знал, кто такой

Чертков, охотно принял его предложение и вместе с двумя акте¬

рами поехал в «толстовский скит». Сохранилась фотография, на

которой сняты все четверо; она опубликована в книге Орленева.

Сохранилась и его запись в черновиках этой книги: «У Черткова

в толстовском скиту была какая-то гармоничная скука. Для этой

гармоничной скуки понадобилась моя гитара, чтобы эту скуку

прогнать» 9.

Началось с веселых песен, потом пошли стихи и целые сцены

из репертуара актера. Потом опять вернулись к веселью — анек¬

дотам и воспоминаниям. Гостивший у Черткова писатель Семе¬

нов, крестьянскими рассказами которого восхищался Толстой,

был талантлив и в устной речи и живо представил Андреева-Бур-

лака на эстраде и в домашних беседах с Толстым. Орленев считал

себя учеником этого великого актера, и ему тоже было что о нем

вспомнить. Запас смешных, на грани озорства наблюдений у того

и другого казался неиссякаемым. Строгая, несколько церемонная

атмосфера брайтонского дома разрядилась, в игру вступил и сам

хозяин, тоже не обделенный чувством юмора. Орленев и Чертков

пришлись по нраву друг другу. («Мы с ним познакомились и со¬

шлись в Англии»,— писал Чертков Толстому 26 мая 1910 года.)

Как свидетельство этой дружбы я приведу отрывок из письма

Орленева к Черткову, написанного в Нью-Йорке 15 мая 1905 года,

три месяца спустя после их лондонской встречи: «Я никогда не

пишу писем, не умею изложить свои мысли, слишком всегда то¬

роплюсь, и путаюсь, и недоговариваю. Прошу Вас, дорогой на¬

шим сердцам Владимир Григорьевич, разберите Вашей чуткой ду¬

шой мой бессвязный бред и придите моим начинаниям навстречу.

В настоящее время я переживаю многое... Мне приходится раз¬

дваиваться и неистовствовать, никак я не могу собрать себя. По¬

могите мне. Напишите Льву Николаевичу о моем театре, о жела¬

нии принести людям не забаву, а свет. Попросите его окончить

«Христианина» и дать мне с моей труппой в Америке, пока еще

нельзя в родной нашей России. Вы представить не можете, что

Вы этим для меня сделаете. Я жажду работы, жажду хорошей,

светлой, и все, что в душе моей и поет и стонет, мне так хотелось

бы отдать гению Льва Николаевича и высказать со сцены его

правдивым могучим голосом». Далее Орленев пишет, что он и его

товарищи ежедневно вспоминают свое посещение Брайтона и ра¬

дость общения с его обитателями. «В Америке нас полюбили.

Как новички, мы не сделали большой материальный успех —

слишком много гуляли, играли один, много два раза в неделю».

На следующий год он надеется повести дело по-другому и до¬