Андрей Румянцев - Вампилов

Николай Кладо был негромким драматургом, но человеком, понимающим толк в произведениях для сцены и, что, может быть, не менее важно для наставника, теплым и мягким в общении с молодыми авторами. Важно, если учесть, что молодые семинаристы во время обсуждения не подыскивали дипломатических выражений, высказывали свою «правду-матку» на высоких нотах. Любопытную книжицу показал в беседе с журналистом иркутский писатель Глеб Пакулов, который был свидетелем обсуждения на семинаре пьесы «Нравоучение с гитарой» («Старший сын»). «В один из дней, — пояснил земляк Вампилова, — он забыл блокнот, взял у меня, а потом вернул с записями». Журналист продолжил, держа в руках этот фолиант: «Вчитываюсь в бегущие буквы… Боже мой, чего ему только не пришлось выслушать! Говорят “профессионалы” из Москвы, Иркутска, Якутска: “Поверхностная пьеса, построенная на случайностях”. “Где родословная героя? Бусыгин смешон, жалок”. “Сплошные натяжки”. Кто-то бросает драматургу обвинение, что его герои не проявляют характера. Вампилов недоуменно записывает: “Разве отношение к людям, поступки — не характер?”». Пакулов энергично заключает: «Все эти стенания, к счастью, вовремя оборвал руководитель семинара Николай Николаевич Кладо, сразу оценивший Вампилова».

Мы вновь можем убедиться в том, что люди, привыкшие считать за образец комедии и драмы популярных тогда драматургов, у которых поведение и поступки «положительных» и «отрицательных» героев были четко и заранее выверены, а «идеи» лежали на поверхности, не могли принять пьесы Вампилова. «Все построено на случайностях», «сплошные натяжки» — эти приговоры произносили те, кто считал себя причастным к драматургии, кто был в ней уже не новичок или надеялся добиться успеха. Простодушно, но очень показательно звучит сегодня признание одного из приятелей Александра, прочитавшего его пьесу и удивленно размышлявшего: «Для меня несомненным было, что Вампилов — истинный писатель, что пьеса его — не упражнение, не проба пера, а явление искусства. И вместе с тем меня одолевали сомнения иного плана. Как же так, думал я, ведь всё, о чем он написал в “Прощании”, а до этого и в коротенькой “Двадцать минут с ангелом”, — выдумка, чистейшей воды выдумка?! Это не услышано, не подсмотрено где-то, а придумано, сконструировано даже, да так ловко и умело, что веришь всему — от и до! Мне долго оставалась непонятной подоплека этой веры: на чем она основана? Я не мог никак примирить внешнее несоответствие пьес окружающей действительности, их “нереалистичность” с внутренней убедительностью и силой. Интуитивно я чувствовал, что придуманные, нафантазированные Вампиловым ситуации выше заземленного, фотографического реализма, но подвести под все это “теоретическую базу” не умел».

Это типичный для того времени взгляд.

По итогам обсуждения на Читинском семинаре его руководители могли принять решение о приеме самых талантливых молодых авторов в Союз писателей СССР. Кроме рекомендаций наставников было условие: претендент должен иметь хотя бы одну изданную книгу. Из более десятка рекомендованных оказалось восемь иркутян. С кандидатурой Вампилова и тут возникло недоразумение. М. Сергеев рассказывал: «…выступает Николай Кладо… Он говорит о талантливом иркутском драматурге Александре Вампилове, но высказывает сожаление, что его нельзя принять в союз — нет книг, нет поставленных в театре пьес…

— Как нет? — сказал я. — Книжка есть, называется “Стечение обстоятельств”, правда небольшая — всего в печатный лист.

— Ну и что же, что небольшая! — поддержал меня Борис Костюковский, сидевший рядом. — Но книжка-то талантливая!

— Ах, книжка есть? — радостно потер руки Соболев. — Тогда о чем же речь? Вы рекомендуете Вампилова? — обратился он к Кладо.

— Конечно! — сказал Николай Николаевич со вздохом облегчения».

После Читинского совещания Александр чувствует прилив творческих сил. По сути дела, без передышки он начинает третью «полнометражную» пьесу. Его тревожит судьба и двух предыдущих пьес, которые он показывал уже многим мастерам театра и представлял на обсуждение в Чите. Как поведется с этого времени, все свои писательские тревоги, опасения и надежды он поверяет в письмах Е. Якушкиной. Уже 4 октября он сообщает ей:

«Уважаемая Елена Леонидовна! Дела мои таковы. С первой пьесой [25] «Прощание в июне». Драматург надеется, что в Министерстве культуры РСФСР дадут разрешение на ее постановку в театрах. в министерстве вроде бы все нормально. Закончил вторую [26] «Старший сын». и с этими двумя был на совещании писателей в Чите, где меня рекомендовали в Союз, и примут, наверное, только вот беда — нужна рекомендация драматурга [27] Кроме рекомендации, которую наиболее талантливые авторы получили на совещании, каждый из них должен был представить в приемную комиссию Союза писателей СССР еще и рекомендацию писателя, члена творческого союза, работающего в том же жанре. , а в Иркутске таковых нет. На совещании был Николай Николаевич Кладо, он весьма за меня, но он член приемной комиссии, а потому рекомендации давать не может. В Москве мою пьесу (одну) читали (из тузов) Арбузов и Розов. Арбузов дядя очень важный, а вот Розов, говорят, человек доброжелательный, склонный к благодеяниям, Симуков говорил, что пьеса моя ему понравилась и он вроде бы согласен там в министерстве ее редактировать. Я дерзнул попросить у Розова рекомендацию в Союз писателей, но вот беда — с Розовым я не познакомился.

Елена Леонидовна! Как хорошо Вы его знаете и не могли бы Вы говорить с ним о рекомендации? Елена Леонидовна! Разумеется, это все только в том случае, если это прилично и возможно. А если и неприлично, и невозможно, то простите великодушно Вашего “дальнего родственника” за скверные манеры. Трудно быть комильфо. У нас тут медведи, одни только белые медведи. И главное, Елена Леонидовна, как в Вашем театре с моей пьесой? Нужна ли? Лето я переписывал ее для Симукова и для себя. Прислать Вам ее или не надо, напишите, пожалуйста, пару строк.

Я начал третью трагикомедию [28] Речь идет о пьесе «Кладбище слонов», не завершенной автором. . Мне кажется, что она будет не только моей лучшей, мне кажется, она будет хорошей пьесой. Работаю, потому что только работа в какой-то мере оправдывает мои домогательства. Мечтаю о времени, когда в письме к Вам у меня не будет ни одной просьбы, а пока желаю Вам здоровья и бодрости, которой, кстати, у Вас столько, сколько у всех Ваших авторов, вместе взятых.

Ну и вот. С уважением Ваш А. Вампилов».

По таким письмам мы только и можем сегодня представить заботы драматурга. Строку: «С первой пьесой в министерстве вроде бы все нормально» — можно, вероятно, понимать так: комедию «Прощание в июне», сданную Вампиловым в репертуарный отдел Министерства культуры РСФСР, читают там и пока отказа в рекомендации ее театрам автор не получил. Вторую пьесу, «Предместье» («Старший сын»), Александр оставлял в Театре им. М. Н. Ермоловой. Летом он переписал ее и теперь спрашивает Якушкину, прислать ли театру новый вариант. Наконец, сообщение о работе над третьей пьесой говорит о том, что Саша не дает себе передышки: сразу после Читинского совещания (а может быть, и до него) он начал очередное произведение.