Лев Пучков - Дело чести

– А если удерем? – пошутил Джо, убедившись, что сопровождение отсутствует.

– Шутишь? – Руслан ухмыльнулся. – Ну куда вы на хер денетесь с подводной лодки?!

Действительно, деваться было некуда. Через двести метров «Ниссан» выкатил на окраину площади, которая была заполнена огромной толпой, изрядно разбавленной вооруженными гвардейцами Салаутдина, облаченными в новехонький камуфляж самых разных стандартов.

Посреди площади мрачно возвышался помост с диковинным сооружением: невысокой, чуть более человеческого роста стенкой, перед которой симметрично торчали три вертикальные толстые жердины. Или три тонких столбца – как хотите. Стенка была накрыта черным крепом, свешивавшимся по обеим сторонам помоста до самого асфальта.

– А-ха! – озадаченно протянул Джо. – Прям как в Грозном! Вы че – расстреливать кого-то будете?

– Ну зачем как в Грозном? – обиделся Руслан. – У нас что – своей головы нет, что ли? Это стандарт – по шариату так положено… А расстреливать не будем – некого пока.

– А что будете? – мрачно поинтересовался Братский.

– Сиди спокойно – увидишь, – пообещал Руслан и вышел из машины – пообщаться с «основными», расположившимися на некотором удалении от общей массы.

– Тут раньше что-то подобное было? – шепотом спросил я Братского, перегнувшись через мускулистую спину Джо.

– Пока я сидел – нет, – так же шепотом ответил чекист.

– Хорош, бляд, шиптат! – лениво вмешался водила, выразительно похлопав ладошкой по автомату, торчавшему промеж передних силушек. – Тывой смотры и афуивай, какой ми тут парьядак навол, бляд! Рот, на фуй, закрыл и малчыт, на фуй! А то…

– Все, все, братан! – примирительно пробормотал Мент. – Уже закрыл и молчит – без базара.

– Маладэць, бляд, – похвалил водила. – Смотры – вон пошел…

Толпа притихла и раздалась в стороны, образуя узкий коридор. По этому коридору шестеро гвардейцев Салаутдина вели к помосту двух человек. Когда они подошли поближе, я разглядел, что это женщина неопределенного возраста (лицо ее почти полностью закрывал низко повязанный черный платок) и молодой мужчина – практически юноша, едва вступивший в совершеннолетие.

И юноша и женщина были облачены в чистую, хорошо выглаженную одежду мрачных тонов – на голове у парня красовалась черная четырехугольная тюбетейка, чуть великоватая по размеру – она лезла ему на брови, и приговоренный (к чему?) ежесекундно поправлял свой строптивый головной убор скованными спереди руками.

– Чего они натворили-то? – болезненно поморщившись, поинтересовался Джо. – Угрохали кого?

– Син и мат, – хмуро пояснил водила, бросив через плечо неприязненный взгляд. – Атэц уехал – он ибалса мало-мало. Адын родстник паймаль…

В этот момент Руслан вернулся в салон, одновременно хлопцы Салаутдина начали пристегивать приговоренных наручниками к столбам – какие-то там у них скобы были для этой цели, то ли петли – не рассмотрел.

Конвоиры обращались с пленниками очень деликатно: не дергали, не толкали, зачем-то разомкнули наручники и пристегнули каждого за левую руку, на высоте метр с небольшим от помоста.

– Это чтобы молиться было удобнее, – пояснил Руслан, перехватив мой взгляд. – По шариату, нельзя отказывать в последней молитве – даже самому плохому мусульманину…

Возившийся с женщиной гвардеец сделал-таки неосторожное движение локтем – платок на голове приговоренной съехал на затылок, на миг открыв лицо.

– Господи, да она совсем еще девчонка! – невольно воскликнул Джо. – Ну какая же она ему мать?

Действительно, прикованной к столбу женщине никак нельзя было дать на вид более чем двадцать лет. Если брать в расчет то обстоятельство, что женщины гор не по годам быстро утрачивают обаяние молодости – из-за частых родов и каторжной работы, – пригожая дивчина, прикованная к столбу, никак не могла быть матерью парня, которому суждено было разделить с ней печальную участь.

– Ты им что сказал? – по-чеченски поинтересовался Руслан у водилы.

– Сказал, что мат и сын… что трахались, – водила боязливо покосился на хозяина. – Что – разве не правильно сказал? Так ведь и есть…

– Много говоришь, мальчик, – беззлобно констатировал Руслан и пояснил нам:

– У одного уважаемого сельчанина умерла жена – при родах. Он взял в дом другую жену – вот эту, – Руслан потыкал пальцем в сторону помоста. – Она, как видите, совсем молодая… – Наш пленитель на пару секунд смутился и пожал плечами. – Ну, сын у него – как раз ее возраста: вон он, – опять тычок пальцем в сторону помоста. – Отец часто в разъездах… гхм-кхм… Короче, они того… ну, трахались маленько… А это нехорошо: по шариату не положено. Она же ему как мать. В общем, нельзя так… гхм – кхм… Ну, родственники их засекли и сдали шариате кому суду… Вот.

– А что ж отец? – неожиданно прорезался невозмутимый обычно Лось. – Отец – что?

– Что «что»? – не понял Руслан. – Вон отец – жив-здоров, – он показал пальцем вправо: там, посреди толпы, но все же как будто в каком-то выделенном пространстве, стоял высокий бородатый мужик с автоматом, облаченный в камуфляж, по-видимому, один из командиров Салаутдина. Мужик хмурился и безотрывно смотрел в сторону помоста. Люди, похоже, старались держаться от него подальше, как от прокаженного.

– Не, ты не понял, – Лось напрягся лицом из-за необходимости говорить так много. – Отец что: не стал отмазывать своего сына и жену перед этим вашим… ну, перед судом?

– А, вон ты про что! – Руслан криво ухмыльнулся. – Ну, вам это трудно понять… «Отмазывать»!!! Хм… Я вас для этого сюда и привез, чтобы посмотрели, какие у нас строгие порядки и высокая чистота нравов. Именно поэтому наш народ непобедим! – Руслан патетически вздернул бровь и важно скрестил руки на груди. – Именно поэтому мы победили Россию в тяжелейшей кровопролитной войне… – И, как нечто само собой разумеющееся, добавил:

– Отец сам и настоял, чтобы это дело вершил шариатский суд. Его, кстати, родственники сначала уговаривали, чтобы все это по-тихому обстряпать, в семейном кругу. Но он предпочел вытерпеть всенародный позор, как видите, но сделать все по нашим древним законам. И поступил совершенно правильно… – Последняя фраза прозвучала не совсем уверенно: дрогнул голос у Руслана, прозвучала в его тоне какая-то досадливая нотка.

– Так что – расстреляют их? – настырно повторился Джо. – За такую фуйню?

– Ну я же сказал – не расстреляют! – раздраженно воскликнул Руслан. – За такие штуки не расстреливают – не положено. Смотрите, сами все увидите.

В это время на помост шаркающей походкой поднялся местный мулла – Хафизатдин. Я его в прошлом году имел счастье мельком наблюдать в лагере Абдуллы Бекаева в процессе какого-то торжественного богослужения по случаю ратных успехов тутошнего отряда: небольшого росточка благообразный старец с солидной седой бородой, в здоровенной чалме и каком-то невообразимом черном балахоне. За год он не изменился – только, пожалуй, чуть располнел от благополучного жития.