Лев Пучков - Дело чести

Помолчали. Сопереживать? Нет, пожалуй, не стоит. Не тот тип – пусть сам варится в своих умозаключениях, таким сочувствие не требуется. Однако информация насчет миссии меня слегка заинтересовала: не потому, что могла пригодится, нет – момент, естественно, упущен. Просто любопытства ради.

– А ты откуда знаешь, что они были в курсе насчет убийц тех врачей? – спросил я после некоторой паузы. – Расследование все-таки дало какие-то результаты?

– Да ну, какие там результаты?! – Игорь досадливо покрутил головой. – Я же тебе сказал – глухо, как в танке… Просто у меня там один знакомый был, скотина, – ну, в той объединенной комиссии. Три года назад мы с ним вместе на курсах были. Это он, кстати, пиндос, меня людям Салаутдина сдал – встретились в Грозном, обнялись, ага… Ну, я рассказывал.

– Ну и знакомые у тебя! – посочувствовал я. – Я бы таких в унитазе топил – пачками.

– Да, хорошо бы, – согласился Братский. – Но, увы, невыполнимо… Так вот, тогда, после расстрела миссии, мы встретились там, в Халашах, посидели вечерком, винца попили, ага… А утречком он прошвырнулся по соседним селам, пока мы там возились со всякими формальностями, и все разузнал. Ты же знаешь – у них тут тотальная омерта…

– Чего-чего? – удивился я. – Тотальная чего?

– Ну, закон молчания, – пояснил Братский. – Это по аналогии с итальянской мафией – читал, наверно… В общем, неверному, не мусульманину то бишь, они ничего лишнего не скажут – даже под страхом смертной казни. А этот вот все разузнал. И опять же, вечерком, за винишком, мне на ушко: мол, все в ажуре, коллега, завтра достанем этих козлов, я, типа того, знаю, где их искать.

– И почему же не достали? – вежливо поинтересовался я, хотя прекрасно знал, каков будет ответ.

– Да вот так – не достали, и все, – Братский сокрушенно махнул рукой и полез за следующей сигаретой. – Съездил он на следующий день куда-то, с кем-то погутарил… А когда вернулся, начал петь уже совсем другое. Не знаю, мол, ничего – и всех делов. А когда я ему напомнил, что он мне вечерком за столом нашептывал, он от всего отперся и поклялся Аллахом, что ничего такого не говорил.

Вот и вся история. Мораль сей басни такова: эти уроды непонятно по каким причинам отстреливают своих правонарушителей, совершивших незначительные проступки, а также забрасывают камнями, а настоящих бандюг, которых следовало бы четвертовать двадцать раз подряд, почему-то не трогают… Нет, решительно не могу понять…

– А как звали того гэбэшника? – поинтересовался я опять же из чистого любопытства, по инерции.

– Да зачем тебе? – Братский невесело хмыкнул. – Хочешь пробраться в Грозный и надрать ему задницу? Ценю. Рад, что болеешь за товарища по несчастью. Только дохлое это дело – порвут на части, пикнуть не успеешь.

– Ну, кто его знает, как оно в жизни повернется, – я неопределенно пожал плечами и многозначительно пообещал:

– Не век же ему в Грозном сидеть. Глядишь, как-нибудь в наши края залетит – тут-то я и припомню его заковыристую фамилию… И жопу на барабан, сам понимаешь.

– Да ничего заковыристого, – Братский опять хмыкнул. – Дудаев его фамилия.

– Чего? – я аж поперхнулся. – Как-как?

– Дудаев, – подтвердил Игорь. – Гасан Дудаев. Ну, естественно, к легендарному Джохару он никакого отношения не имеет – просто однофамилец, даже в дальних родственниках не ходит.

– Запомним, – несколько обескураженно протянул я. – Такую фамилию не забудешь…

После этого разговора я впал в какое-то смутное беспокойство – ночь напролет ворочался на своем топчане, а под утро даже добровольно подменил Лося, которому выпала самая нехорошая вахта на чердаке – шестичасовая. Имелись, знаете ли, кое-какие основания для этого. С одной стороны, конечно, это полное безрассудство: пытаться использовать полученную от Братского информацию о предполагаемом носителе секретов с громкой фамилией. Очень может быть, что никакого Гасана Дудаева в природе вовсе и не существует, и все это не более чем досужий вымысел Братского, плод расстроенного воображения. Очень может быть, что если даже такой Дудаев и существует, то ничего конкретного он и не знает, а просто потрепался из чисто чеченского бахвальства. А если даже и знает, достать его в Грозном и допросить с пристрастием – целое дело… И вообще надо сначала выбраться отсюда, а уже потом, после благополучного завершения акции, строить какие-то планы. Но, с другой стороны, я привык с максимально возможной выгодой использовать любую информацию. А потому и этой не стану пренебрегать – отложу на потом, авось пригодится…

– Через неделю свадьба у них будет, – сообщил мне на пятый день активного наблюдения Братский, – в то утро была его очередь дежурить у дырки во время кланового совещания. – А дня за три до того – та же свадьба, только наоборот. В соседней деревне. Сейчас, знаешь ли, у них время свадеб… – Братский зевнул во весь рот, рискуя вывихнуть челюсть, – ему пришлось вставать в шесть утра, чтобы принять у меня пост, а поскольку фээсбэшник был мне братом по биоритмам, «сова», короче, – можете себе представить, как тяжко ему давались такие вот утренние дежурства.

– Загадками изъясняться изволите, коллега, – недовольно высказался я. – Что значит, та же свадьба, только наоборот?

– Женится старший сын Салаутдина. – Прозевавшись, Братский юркнул под одеяло, с удовольствием растягиваясь на топчане. – Сначала они прокатятся к невесте – там гульнут, а потом уж здесь. Так сказать, основное действо – принято так у них. Свадьба будет проходить в усадьбе отца, само собой… Угу… Музыка будет, очень громкая музыка. Стрелять будут – не меряно. Они всегда палят, когда гуляют. Короче, будет людно, шумно и весело. Очень шумно, угу… Вот такие дела, Фома.

– Свадьба, значит, – пробормотал я и мгновенно проснулся, несмотря на то, что после ночной смены намеревался давить подушку до обеда. – Свадьба…

Вот это новость так новость! Честно говоря, меня эти самые военные советы, проводимые с завидной пунктуальностью, уже на третий день пребывания в плену натолкнули на дерзкую мысль: перебить всех «основных» прямо среди бела дня. Каким макаром перебить – это уже дело техники: главное, что они все ежеутренне пребывали в комплекте, что и требовалось для осуществления нашего плана. А поскольку устройство тотальной резни в центре села, да еще в светлое время суток, было чудовищно проблематичным, у меня в последнее время непрерывно болела голова, в самом прямом смысле, из-за попыток соорудить приемлемую версию предстоящей операции. Судите сами: нужно было незаметно пробраться в усадьбу Салаутдина во время утреннего совещания, негромко «перемочить» более десятка вооруженных военачальников – шустрых, здоровенных и бывалых до безобразия, – подать условный сигнал группе обеспечения Зелимхана, которая должна находиться где-то в горах неподалеку, и живыми-невредимыми убраться из села, кишащего бойцами асланбековского клана! А у них тут, между прочим, принято вставать ни свет ни заря – от десяти до двенадцати часов как раз на улицах очень оживленно и людно…