Почему я ненавижу фанфики (СИ)

Но потом отвлекался — начал целовать шею… боже, его шея делала меня дураком. Постепенно перешел на плечи, нашел место укуса. Обнаружил, что мои зубы отпечатались на коже красными полумесяцами.

— Сначала может быть неприятно, — предупредил Даня. И медленно, так медленно, что я почувствовал каждый миллиметр, втолкнул один палец.

— А… — в голове зазвенело, так что первые секунды я не мог сориентироваться, где я и кто.

Вопреки ожиданиям, пока что в этом не было ничего сверхстранного — да, необычно, но терпимо.

Я даже выдохнул с облегчением. Краем уха услышал, как Даня сглотнул. Его член из-за смены положения плотно прижался к моему животу. Возбуждение незамедлительно всколыхнулось тугой теплой волной.

— Не знаю, что с тобой придется сделать… чтобы мы смогли дойти до конца.

— П… почему?

— Ты очень тугой. Горячо… блин… — Новиков потерся о мой висок. — Я так тебя хочу…

Нам требовалась передышка, поэтому я тоже уделил ему внимание — с трудом просунув руку между нашими телами и обхватив член у основания, слегка погладил.

— Я не настолько… хрупкий.

— Не больно?

— Нет…

После небольшой паузы он притянул меня ещё ближе, так, что мы целиком и полностью слиплись телами. Всей поверхностью. Надавил — проникновение второго пальца отозвалось болью, тягучей, приятно-неприятной. Непонятной.

— А так?

В его голосе звучал вызов.

— Уже… интереснее, — выдавил я, в поисках опоры обхватывая Даню двумя руками. Сердце, словно ужаленное огромной пчелой, распухло, мешало дышать. И билось с такой силой, что отдавало в горло.

— Не сжимайся, — интимно шепнул Даня, целуя куда попало. Я окосел от его ласки, но был будто оторван от тела. Мышцы не слушались.

Двигать пальцами он начал, только дождавшись, когда я перестану судорожно стискивать его плечи и волосы.

На большее не пошел и извернулся так, чтобы успевать всюду — и сзади, и спереди.

Я был в полубреду. Тыкался в его уши, в ключицы, где-то целовал, где-то кусал, когда чувствовал себя слишком странно. А потом Даня добрался до простаты.

Практически всё, что я испытывал, было незнакомым, новым. Я проваливался в пространстве, бессмысленно пытался от чего-то защититься, боялся и хотел, психически ломался — всё вместе привело к тому, что был чувствителен, как обнажённый нерв. И удовольствие, которое я получал, потихоньку лишало меня рассудка.

— Если тяжело кончить, скажи, я вытащу…

«Скажи», предложил он. Какое там скажи, я в сознании-то держался с трудом.

Перед глазами замелькали темные мелкие звёздочки, похожие на крупные пылинки. И оргазмом накрыло, как тяжелой каменной плитой. Если бы Даня не удержал, я бы скатился по покрывшейся конденсатом кабинке и утек в слив.

— Не пойму, что с тобой творится, — прокомментировал увиденное Новиков. — Псих…

От зашкаливающего количества эндорфинов в крови, я был готов на любые риски. И это самое «псих» расчехлило какой-то туманный сгусток моей решимости.

Я опустился на подрагивающие от напряжения колени.

— Эй…

Решил:

Безумствовать — так на всю катушку. И, уверенно обхватив крепкий член ладонью, взял в рот.

Новое открытие было таким: в этом нет ничего мерзкого. Бархатистая тяжесть на языке, «твою же…» — слабым сорвавшимся голосом, интересное ощущение власти…

Всё сложилось в мозаику.

Я отсасывал ему на наркотически-пьяной волне, не похожей ни на что. Состояние напоминало отчаяние в извращенной форме. Наверное, что-то похожее испытывают любители экстремальных видов спорта.

Хотя то, что я делал, спортом назвать трудновато.

Даня цеплялся за металлическую ручку, упирался в дверцу. Упомрачительно уязвимый, напряженный до последней мышцы в теле. Выражение лица изламывалось в приятную боль.

Сам процесс оказался непростым, я даже пожалел порноактрис. Полностью взять не получалось, приходилось прерываться, чтобы ласкать рукой, спина, шея и челюсть быстро затекли. Зато надорванные вздохи и полухрипы…

В общем, это того стоило.

Даню дернуло мощно, как от удара током. Он сполз вниз, неудобно облокотился на бортик и дышал-дышал-дышал, пока я стирал с губ сперму, как элитная шалава — помаду. Стирал и беззвучно смеялся.

Вода быстро смыла следы нашего сумасшествия, но настроение никуда не делось, и мы провели в ванной еще добрые полчаса, просто тискаясь и целуясь. Этот последний раунд был самым развратным — я успел забыть о смущении, а у Даньки, кажется, съехала крыша и даже записку не оставила на прощанье.

В себя мы приходили на кухне.

Я встретил свои воспоминания с видом английского сэра и убийственным «ничего не знаю, господа, это был не я», поэтому от шока был временно защищен. Даня защититься не успел, а потому ловил глюки на обоях добрых десять минут, пока не обнаружил, что Рита со скуки кусает его за ляжку.

— Ты вроде кончил, — вдруг заговорил Новиков. — Но как ощущения? Понимаешь, что «тот самый грязный гейский секс» — это даже примерно не то же самое?

Английский сэр всё ещё упорно не хотел покидать мой разум. Он сёрпал чай, оттопырив мизинчик, и примеривался к эклеру на фарфоровом блюдце. Заявлял: «Это был не я, но, предположим, чисто гипотетически, я знаю, о чем речь…»

— Догадываюсь.

— И?

— Мне не было… было нормально.

— Нормально хорошо или нормально плохо?

— Нормально хорошо.

— Есть что-то, что тебя пугает?

— Как ты сказал, это непросто чисто психологически. Но я не почувствовал ни унижения, ни… короче, всё хорошо.

— А вот меня ты чуть не убил нафиг, — Даня покраснел, и английский сэр ну очень наигранно захохотал. — Нельзя же так сразу!

— Стоило подготовить? А-э-э, господин, сейчас я встану перед вами на колени, но вы не подумайте, что я хочу попросить вашей руки. Меня привлекла одна выдающаяся часть вашего тела. Хочется сделать с нею всякое такое, так что не упадите, пожалуйста, в обморок?

— Ни слова больше.

— А как иначе? Тем более я как-то особо не думал, знаешь ли.

— Потому что ты псих.

Дабы не потерять свой «щит», я сам превратился в сэра и стал попивать чай с оттопыренным мизинчиком.

— Но боже, Костя, это было очень. Очень.

— Очень что?

— Приятно… — на самой границе слышимости шепнул Новиков. — Когда я думал о нас с тобой, даже не предполагал, что ты настолько страстный. Сердце-сердечко.

— Сердце-сердечко, — кивнул я, наконец, ликвидировав сэрскую подушку безопасности и приняв удар. Глюки нагрянули прямо в чашку, так что теперь я сидел, рассматривая пляски чаинок на дне.

Что ж, мне уже не в первый раз кроет чердак под действием феромонов Новикова. Плавали-знаем… ещё поплаваем.

Я не был влюблен. Я любил. Любил уверенно и глубоко. О чем и решил сообщить, с грохотом пододвинув стул поближе.