Борис Мир - Данэя (СИ)

Дальше двигались на шагающей платформе-многоноге по горизонтальным и наклонным коридорам вдоль подземной реки. Местами коридоры переходили в огромных размеров залы; потом снова суживались, оставаясь, однако, достаточно широкими, так что почти до конца они смогли двигаться на многоноге. Лишь под конец им пришлось слезть и пойти пешком.

Остаток пути был недолог. Только пять раз пригнувшись и один раз вступив в поток, прошли в невероятно огромный зал с глубоким озером, куда с высоты, по-видимому, очень большой, низвергался водопад. Свод почти не был виден.

С какой всё же высоты падает вода? Для выяснения они надули водородом небольшой шар и запустили вверх. Потолочный колодец, куда он ушел, был достаточно длинен: тонкая леска, к которой был прикреплен шар, непрерывно сматывалась, раскручивая катушку со счетчиком. Размотав около четырех километров, они заподозрили, что шар уже находится вне пещеры, – остановили катушку и пошли обратно.

– Ну, эту-то пещеру тебе не жалко?

– В ней нет ничего особенного.

– Ну, не скажи! Неказиста, но для оксигенизатора – о такой даже мечтать невозможно было. Входной колодец, горизонталь и выходная труба. Да ещё вода сверху – не говоря уже о размерах озера.

– Интересно, на какой высоте выход трубы?

– Может быть, удастся увидеть шар: не хотелось бы снова возвращаться – сигнал на такую глубину не дойдет.

– Будем надеяться, что он уже вне трубы – нам ведь пока везет.

– Ещё бы! Две такие пещеры. Надо будет позже выяснить, куда уходит поток.

– Может быть, пойдем вдоль него?

– Нет: мне не терпится найти выход трубы и осмотреть там окрестность. Местное время, знаешь, какое уже?

– Ого, действительно! Двинемся-ка быстрей.

Но из ущелья у входа шар виден не был. Начало смеркаться. Торопясь, они уселись в седла вертолетов, застегнули ремни на поясе и груди и взлетели.

И только с высоты увидели шар, ярко освещенный последними лучами, и под ним большое озеро среди гор. Они летели на максимальной скорости, но когда подлетели, удалось лишь разглядеть, что висит он на высоте около полукилометра над зеркалом озера и несколько ручейков, стекающих с гор к озеру.

20

Было обидно возвращаться к катерам, не осмотрев всё подробно. Вместо того, чтобы, включив фонари на шлемах, попробовать с высоты найти выход трубы, и ограничившись этим, улететь, решили переночевать на террасе, расположенной на склоне горы несколько ниже той, где находилось озеро, и утром возобновить осмотр. Лететь к вездеходу, оставленному в ущелье, к тому же, казалось рискованным, да ещё они и порядком устали.

И оба с наслаждением растянулись на камнях, сбросив с себя вертолеты. Пососали жиденькую питательную пасту из наконечников, выходящих в шлем. Поочередно соснули.

Потом с нетерпением ждали рассвет, чтобы продолжить поиски. Дан, включив фонарь поярче, осматривал террасу. Почти отвесные склоны с трех сторон, обрыв на краю четвертой. Влажные камни.

– Лал! Ты на Земле когда-нибудь ночевал в горах?

– Приходилось.

– Я – только пару раз. Кроме нашего домика.

– Я побольше. А тихо как! Но в случае чего – надо сразу пускать вертолет в сторону от горы.

– Может быть камнепад?

– Не похоже. Не вижу следов. Но – всё-таки!

– Найдем выход трубы, осмотрим тут как следует – и можно сажать крейсер.

– Я думаю, выход под скалой слева. Она явно нависает над водой.

– Меня ещё интересует, что питает озеро?

– По-моему, ночной конденсат с гор: ручейки текут оттуда. Давай немного разомнемся.

Они дошли до обрыва.

– Как её потом назовут? – задумчиво спросил Лал.

– Кто знает. Интересней, когда её удастся заселить. Пока она выглядит довольно угрюмо.

– Небо, смотри, проясняется.

Засверкали звезды, горы причудливо осветились сразу светом двух лун. Удалось увидеть, как яркая звездочка снова прочертила небо. Эя! Но обменяться сигналами невозможно без аппаратов связи на катерах.

– О чем она сейчас там думает?

– Наверно, беспокоится, что долго нет сигнала от нас.

– Обменяемся утром.

– Может быть, немного завидует нам. Дан, как ты думаешь – она уже решилась?

– Трудно понять. Была так усердна.

– Тем не менее: решилась ли она окончательно?

– Должна, я считаю.

– Но когда?

– Торопишься?

– Тебя это удивляет? Не знаю почему, последнее время мое привычное терпение изменяет мне. Так хочется увидеть, как она будет держать на руках своего ребенка.

– Нашего.

– Нашего, м-да... Дан! Я, знаешь, что хотел тебя спросить?

– Что?

– Будешь ли ты задавать себе вопрос – чей он: твой или мой?

– Да какая разница?

– Понимаешь, существовало понятие – голос крови: когда ты знаешь, что ты – а не кто другой – отец ребенка. Вдруг это будет беспокоить тебя?

– Не думаю.

– Ты разве можешь ручаться?

– Откуда я могу знать? Но даже если и будет, так что? Разве я не способен владеть собой?

– Не знаю, будет ли от этого лучше. Понимаешь: ребенок должен иметь определенного отца. И им должен быть ты.

– Почему я – не ты?!

– Я поставил эту цель.

– Что ты предлагаешь?

– Чтобы близость между Эей и мной прекратилась.

– Но ты же живой человек. Двадцать лет без женской ласки?

– Для меня это не столь важно: главное цель! Вытерплю. А нет... Существовали же когда-то резиновые куклы.

– Это уж слишком неожиданно. Я совершенно не готов что-либо ответить. Давай поговорим о чем-то другом.

– Но ты подумай об этом, ладно?

– Да. – И они надолго замолчали.

Лал прервал тишину:

– Дан, знаешь, я до сих пор не могу отделаться от впечатления твоего рассказа – о той гурии, Ромашке. Какой потрясающий материал!

– Материал? Не понимаю.

– Да: для книги.

– О ней?

– Не только: о нашей эпохе. Большой роман. Он начал у меня складываться, когда я вел беседы с вами. Ты разрешишь использовать твою историю?

– Конечно.

– Гурия, неполноценная, окровавленными, изрезанными руками держит на своей груди голову спасённого ею человека, чье открытие перевернёт мир, и плачет от жалости к нему. Не думая, что, может быть, сама настолько обезображена, что уже больше не годится для своего дела – и тогда больше жить ей не придется. Ей жалко “миленького”! Пусть прочтут, пусть знают: неполноценные – люди!

– Твоя книга будет кстати: само же это не исчезнет. Кому-то всегда будет казаться удобным: нам ещё предстоит очень нелегкая борьба. Её необходимо успеть написать здесь.

– Она будет очень велика по объему.

– Всё равно, успеешь. Мы включим её в свою программу – как и рождение ребенка. Только…

– Сменить имена?

– Да – желательно.

– Я назову тебя другим древним именем.

– Разве у меня древнее имя?

– Да: библейское. Дан был одним из двенадцати сынов патриарха Яакова, внука Авраама. У Яакова было две жены: Лия и Рахиль. Он любил Рахиль, но в отличие от не любимой им Лии она долго не могла родить. Тогда Рахиль дала мужу свою рабыню Валлу, и та родила Дана, который считался сыном не её, а Рахили. Богатырь Самсон был его потомком.