Борис Мир - Данэя (СИ)

– Что именно?

– Например, о Лале.

– Только, что рождение детей – его заслуга. Упомянула, что ей рассказали, как родились и росли дети.

– М-да!

– Я поняла тебя: постараюсь узнать больше.

– И чем скорей, тем лучше.

– Ну, ясно! Попытаюсь поговорить с Лейли сегодня же.

– Желаю удачи! Я не сомневаюсь в твоих способностях.

44

Лейли предстояло трудное утро.

Придя на студию, она первым делом прошла в директорат и, поскольку там никого не застала, продиктовала в блок памяти свое заявление об отказе от руководства постановкой “Поиска”. Потом, несмотря на предельно сильное нежелание, отправилась на репетицию его.

Через час в её репетиционный зал примчался один из директоров, Цой. Он молча уселся в заднем ряду и с полчаса наблюдал за ходом репетиции. Потом подошел к Лейли:

– Надо поговорить.

Она кивнула.

– Веди пока дальше сам, – сказала она своему ассистенту – и ушла с Цоем подальше от сцены.

– Дорогая моя, ну какая муха тебя укусила? Я же специально прибежал посмотреть.

– Мог бы просто включить свой экран.

– Не то: всё до тонкости чувствую только в зале.

– Ну, значит: ты прибежал...

– Да: и увидел, что у тебя всё здорово получается.

– Е-рун-да! Хорошо отработанные приемы. Только. Пьеса мне совсем не нравится. Отдайте её моему ассистенту, пусть он кончает постановку. Если надо будет, я ему помогу.

– Она ведь нравилась тебе!

– Да нет. Просто не казалась хуже других. Потом – когда мне её предложили, настроение было совсем дурацкое.

– Бывает. А сейчас у тебя прекрасное настроение?

– Если бы! Ещё более дурацкое. Но теперь мне не всё равно.

– Это что: внезапное прозрение?

– Не пытайся поддеть меня. Я говорю серьезно: мне теперь не всё равно.

– Причина?

– Былое вспомнила. Лала.

– Лал?

– Кроме того, узнала о нем кое-что новое: позавчера встретилась с Даном и Эей, они...

– Ну да? Расскажешь?

– Самым подробным образом. Но, подозреваю, не сейчас: у тебя, конечно, как всегда, нет времени.

– Ох! В несколько словах сейчас можешь?

– Они много говорили о Лале. Ты помнишь, я ведь столько сыграла в его фильмах.

– Ну, ещё бы!

– Какие вещи писал и ставил он: какой глубины и остроты!

– А как они многих бесили! Так они дали тебе что-нибудь из не поставленных его вещей?

– Нет.

– Будешь искать?

– Уже есть. То, что мне подходит: то, что собирается ставить Поль – “Бранд” Ибсена.

– Вдвоем с ним? Я думаю, он не откажется ставить её с тобой вдвоем: у вас когда-то это получилось. И играть в ней будешь?

– Обязательно.

– Значит, то?

– То: точно.

– Ну, тогда благословляю. А ассистент-то твой, действительно, справляется.

– Смотри, и актеры с ним чувствуют себя куда уверенней. Я их вчера просто задергала, – сама не знала, что мне надо.

– Ладно! Можешь дальше меня не уговаривать. Я же уже сказал: благословляю. Удачи! – он поцеловал ей руку и вышел.

Итак, эта гора спала с её плеч. Она ждала худшего: что его придется долго уговаривать.

Она ещё немного посидела, наблюдая за репетицией. Потом сказала:

– Продолжайте без меня! – и вышла в коридор.

Быстро шла, погруженная в свои мысли, и не заметила, как налетела на Риту.

– Ой! – вскрикнула та, хватаясь за нее руками, чтобы не упасть.

– Прости, я тебя чуть не сшибла!

Рита засмеялась:

– Ты неслась так стремительно!

– Я задумалась.

– Ты ещё всё под впечатлением своего посещения самой необычной пары людей на Земле?

– Почему ты так думаешь?

– Сужу по себе. Вчера в меня бес, что ли, вселился, как говорили в старину: стала с тобой спорить, помешала рассказать о них побольше. Так злюсь на себя: я же актриса – мне надо лучше, глубже знать людей вообще, а таких необыкновенных, как Дан и Эя, тем более. Ты сердишься на меня, сеньора?

– Пустяки.

– Я стала опровергать то, что не знаю. А я хочу это знать.

– Ну, что ж. Я смогу тебе позже о них ещё рассказать: сейчас мне надо увидеть Поля.

– Я видела: он зашел в просмотровый зал. Можно мне пойти с тобой?

– Ты свободна?

– Да. Репетиция у меня рано кончилась, в спектакле я вечером не занята. Только – я вам не помешаю?

– Если будешь вести себя смирно.

– Чтоб мне провалиться на ближайшем спектакле!

... Поль сидел у включенного голографа.

– Поль!

– Тсс! Смотрите!

“Всё – или ничего!”, говорит Бранд. Его жена, Агнес, перебирает детские вещи – своего умершего ребенка. Которого можно было спасти, уехав из деревни в мрачном ущелье. Но Бранд прест, священник, этой деревни: он не имел права ради себя и своего ребенка покинуть паству, он не счел возможным нарушить свой долг. И его жена – свой: не оставить его одного.

“Вещи моего мальчишки”. Это всё, что осталось от него. Но приходит цыганка с закутанным в лохмотья ребенком и жадно выпрашивает для него дорогие Агнес вещи: зима, он мерзнет. Агнес отдает ей почти всё – лишь одну вещь хочет оставить как память себе. “Всё – или ничего!”, повторяет Бранд. Агнес отдает последнюю вещь, цыганка уходит.

Агнес отдала всё, всё без остатка. И она умирает, – Бранд остается один.

Поль включает общий свет, не отключая голограмму, в которой застыл неподвижный Бранд. Слезы дрожат на щеках Лейли. И Рита – чувствует, что взволнована.

– А? “Всё – или ничего!” Вот так, и никак иначе! Что может сравниться с этим из всего, что мы сейчас играем?

– Её – надо ставить!

– Ты тоже считаешь? Я брежу этой пьесой.

– Но, думаю, надо дать ей современную трактовку.

– Пропади всё пропадом, если я не думаю так же! Буду искать, найду прототипы для нее.

– Я знаю, кто может послужить ими.

– Лейли!

– И вообще, я шла к тебе, чтобы предложить совместную постановку её. Ты – не против?

– Я?! Ещё спрашиваешь!

– Вот и прекрасно! Но роль Агнес я хочу взять себе.

– Ну: тогда вообще... – он не находил слов. – Когда – начнем?

– Хоть сегодня.

– Правда? Обедаем – и сразу за работу?

– Именно.

– Да, а прототипы? Ты, действительно – уже знаешь их? Кто?

– Астронавты: погибший Лал, вернувшиеся Дан и Эя – я два дня назад виделась с ними.

– Они – какие? Жутко интересно!

– Более чем. Я расскажу о них, с этого и начнем. Кстати и Рита хотела послушать, так что буду рассказывать сразу обоим.

– Тогда быстрей – обедать!

Он был так возбужден, что говорил даже за едой, которая отняла совсем мало времени.

– Поедем в парк, – предложила Рита.

Они шли по густым аллеям, уходя всё дальше. Огромные старые деревья своей тенью спасали от палящего зноя. Стояла тишина: в полном безветрии не колыхался ни один листок, не было слышно птиц, спрятавшихся от жары.

Лейли говорила, а Поль и Рита слушали, не задавая поначалу вопросов, боясь упустить хоть одно слово. Микрофончики их радиобраслетов были включены: с разрешения Лейли её рассказ записывался.