Поющий на рассвете (СИ)

Менедем все еще ничего не понимал, но шаг ускорил, практически вынося китсунэ из медпункта.

— Ты не помнишь, кто третий с нами занимался? — задумчиво проговорил Идзуо, повесившись ему на шею и обхватив длинными ногами за пояс.

— А с нами был третий? — Менедем звучно поскреб меж рогов. — Точно, был, но не помню. Ух, как ты повис…

— Красавчик, ты такой тугодум, что мне даже нравится. Шевели ногами, рогатенький, где твоя комната? — сощурил миндалевидные глаза, необычайно синие и в густых черных ресницах, китсунэ.

— Там, — простодушный Менедем направился в свою комнату сразу же.

Лис-оборотень предвкушающе усмехнулся и облизнулся. Не в первый раз он облизывался на этого здоровяка, но впервые рискнул — и, кажется, выиграл.

— Вот моя комната, — его донесли до просто обставленного помещения. — А тебе зачем?

Идзуо закатил глаза, соскользнул с него и принялся раздевать, хотя на минотавре и без того оставались только спортивные штаны. Потом разделся и сам, призывно поманил Менедема к широкой кровати.

— О! — в мозгу того словно зажглась лампочка. — Понял…

Китсунэ рассмеялся, и смеялся все то короткое время, что понадобилось минотавру, чтобы дойти до постели. А потом надрывно застонал, принимая в себя его член, воистину подходящий больше быку. Еще через пару минут в стенку застучали с воплями перестать трясти общежитие и вести себя потише.

— Хотя бы один вечер я могу провести в тишине! Один вечер! Мне надо готовиться к экзаменам!

— Не-е-ет, — простонал Идзуо, понимая, что не сдержится, даже если запихнет себе в рот свои белые таби. Просто потому, что нашел, наконец, то, что нужно.

— Да чтоб у вас обоих нестояк начался! — взвыл сосед еще громче. — Как ты меня достал уже, бычара! Ни одного спокойного вечера! Я про ночи молчу! Я на тебя жалобу напишу!

Менедем молчал, сопел и сотрясал китсунэ, кровать, стену и, похоже, даже здание общежития мощными толчками. Идзуо начал подвывать, сходя с ума от наслаждения, царапая его мощные плечи и оставляя на руках полукруглые следы острых зубов. О том, что Менедем кончает, знали все соседи по этажу слева, справа, через две комнаты, сверху и снизу. Проливались чернила, ронялись вещи, набивались шишки при подпрыгивании, когда среди ровного гула голосов внезапно раздавался этот дикий рев. Все мечтали, чтобы тугодум-минотавр поскорее закончил обучение и свалил в преисподнюю своего мира. Однако Менедем учился тут уже десятый год и никак не мог освоить программу четвертого курса. Ему предлагали помощь в учебе, вовсю вытаскивали на зачетах и экзаменах, однако программа становилась все сложнее, а минотавр не умнел. Идзуо, заканчивавший тот же курс, что мучил сейчас Менедем, подозревал кое-что, но доказать пока не мог. И ради любопытства, ну и ради отличного секса тоже, решился на сближение. Случай с сирином послужил отличным предлогом.

Возмущения умолкли после того, как замолк минотавр, только сосед слева, грозившийся жалобой, не унимался и что-то въедливо бубнил. Идзуо бессильно пошевелил хвостом, распластанный по постели, как камбала под китом. Но дергаться не спешил, ему нравилась тяжесть чужого тела и его тепло. Минотавр скатился с него, разлегся рядом, довольно улыбаясь.

— Мне будет нужен душ, ты позволишь воспользоваться твоим? — проурчал лис, скосив глаза на дело своих зубов на его плече.

— Пользуйся, — разрешил Менедем.

Китсунэ отметил ответ, пришедший без обычной задержки, хитро усмехнулся: после секса минотавр был расслаблен и не замечал некоторых проколов в своей легенде. Он очень хорошо играл туповатого здоровяка, качающего мускулы, а не мозг. За десять лет уже, наверное, перечитал и выучил всю библиотеку не только по своей специальности, но и вообще.

Менедем собрался в душ, когда Идзуо оттуда вышел.

— Будешь уходить, дверь закрой.

— А если не буду? — лукаво прикрыл глаза ресницами оборотень.

— Не будешь — что?

— Уходить не буду.

— Тогда не закрывай, — очень логично сказал минотавр.

— Ты такой каваи-и-и, — протянул Идзуо, зная, как бесит его нарочитое употребление родных обращений, словечек, приветствий всех вокруг.

В академии ее студенты и профессора предпочитали использовать всеобщий язык и обезличенные обращения. Были свои братства, объединяющие выходцев из одного мира или расы. Внутри них предпочитали придерживаться правил и обычаев мира или расы. Идзуо нарочно выделялся среди всех, носил кимоно и деревянные сандалии вместо формы. И присматривался к тем, кто поступал так же.

— Я не ужасный, — буркнули из душа.

— Я не сказал «коваи», я назвал тебя «каваи», это значит «милый», — рассмеялся Идзуо, не торопясь вытираться и покидать ванную, рассматривая через запотевшее стекло душевой кабинки мощное, поросшее густым, курчавым каштановым волосом тело, еще недавно дарившее ему такое наслаждение. Хвост непроизвольно снова скользнул в сторону. Идзуо подумал, выдержит ли еще один марафон, насаженный на толстую дубину минотавра, тряхнул длинными волосами и решил, что можно попробовать. В конце концов, у него секса не было уже неделю.

Менедем вышел из кабинки, посмотрел на лиса.

— Надо тебя чем-то угостить.

— И я даже знаю, чем, — усмехнулся тот, ловя длинными руками его бедра и сдергивая с них полотенце. — Ты же не думал, что мне хватит одного раза?

— А что, ты еще хочешь? — уточнил минотавр. — Похотливый лисеныш…

— О, еще какой. Так что, м-м-м, порадуешь? — Идзуо, не отводя взгляда, опустился на колени и высунул длинный язык, обвивая им член минотавра, как будто у него во рту росла темно-алая змейка.

Минотавр порадовать согласился сразу же, он вообще был не прочь покувыркаться с этим пушистохвостым еще пару раз за сегодня. Смотреть на то, как исчезает в зубастой, не совсем человекообразной пасти собственный член, было несколько волнующе. И удивительно: размерами боги Менедема не обидели, скорей уж наоборот, но Идзуо умудрился насадиться горлом на него, да так, что губы ткнулись в густую курчавую поросль в паху. Он уже стоял, цепляясь когтистыми пальцами за бедра минотавра, и тот подумал, что был бы совсем не против увидеть еще кого-то позади Идзуо. Представлять его насаженным на два члена с обоих концов было безумно. Впрочем, пока что они были вдвоем, это было ничуть не менее волнительно. Соседи опять застучали в стены и потолок кто чем мог, когда Менедем поощряюще застонал. Гладкие, словно грива ночной кобылы, волосы, в которые он запустил свои ручищи, растрепались, в зеркало он видел, как поблескивает влагой все еще приоткрытый после прошлого раза анус под отведенным в сторону хвостом и покачивается поджимающаяся гладкая мошонка между стройных ног. Длины рук и гибкости ему хватило, чтобы, упершись спиной в стену, наклониться и загнать под этот серебристый, с черной кисточкой на конце, хвост два пальца, заставляя подавшегося назад лиса снова насаживаться на его член.