Стражи: Gelidus Corde (СИ)

— Я ничего об этом не знаю, — она предупредила мой вопрос, вставая в полный рост.

Я лишь кивнул. Песня шла по кругу, скрипка играла на фоне, напоминая, кто здесь был кукловодом, а кто — жалкими марионетками. Черный туман все прибывал, переливаясь через перила, бурля темнотой, молча крича. Эйфелеву башню качало.

— Мы долго не протянем, — подтвердила очевидное Кетерния, пока мы стояли спина к спине, атакуя квинтэссенцию ужасов.

Я обрушил моргенштерн на пол, замораживая его.

— Сейчас нужно будет подняться над землей, — крикнул я, когда ледяные иглы выросли из площадки, протыкая врагов.

Кетерния стояла на корне какого-то растения, она отбросила катары и атаковала врагов чистой стихией: сжигала, удушала лианами.

— Мы здесь умрем, — выдохнула она, когда очередная волна чудовищ была повержена.

Противный привкус поражения, краха и безысходности плясал на языке. Я покрепче обхватил рукоять моргенштерна. Плана не было, но я не мог такого позволить.

— Нет, не умрем, — процедил я, хватаясь за стражницу, когда башня вновь наклонилась. — Он уже убил ее. Ему мало?

Я не мог называть ее имени. А он был недостоин такой чести.

— Но я не вижу выхода! А просыпаться мы, видно, не намерены! — Кетерния с трудом удерживала меня: если бы она отпустила, то я бы упал прямиком в безликую тьму.

Бескрайняя пустота охватила меня, напоминая, что мне, в общем-то, больше нечего терять: все, что мог, я уже утратил. Я мог умереть. Но не мог оставить бабушку одну, оставить Кетернию умирать в одиночестве или вновь видеть, как жизнь вытекает из того, кто тебе близок, не мог оставить его поступок безнаказанным…

— Ты мне веришь? — крикнул я, с трудом выдыхая.

— Верю, — она не замялась ни на секунду.

— Отпускай!

— Что? Ты спятил?! — скрипка на секунду сбилась. — Я тебя не отпущу! Никогда, даже не проси!

Мне нужно было повзрослеть: она не должна была сегодня справляться со всем одна. Стражи не бесчувственные роботы, но мы должны проглатывать боль, прятать ее в самый угол сердца, не позволяя ей мешать нам быть стражами. Я не смог этого сделать, но я был уверен, что это я смогу провернуть. Нужно всего лишь вернуться в наши сны, вспомнить, как мы обнимали друг друга на прощание, а затем растворялись, исчезая из нашей бухты.

— Нет, не держи нас обоих, — спокойно ответил я, отрешившись от своей боли.

— Обоих? — толика сомнения мелькнула в золотых глазах.

Я метнул ледяной кинжал в монстра, приближавшегося к Кетернии, а затем кивнул, подтверждая ее опасения. Мы смотрели друг другу в глаза, пока она медленно отпускала железку, удерживавшую нас на вершине падавшей башни.

— У каждого стража есть свой секрет,

Упрятанный в сердце скелет.

Один скрывает в себе убийцу,

Боясь огорчить свою сестрицу;

Другой может остаться один,

Когда проиграет Совету старшин.

Иная страшится забвенья семьи

И ляжет за память о ней костьми;

Последняя прячет в себе ураган,

В ее имени спрятан проклятый клан.

Я крепко обнял ее, когда мы полетели вниз, не издав ни звука: умирать нужно с честью. Терпкая тьма мягко приняла нас в свои объятия, но в следующую секунду пронзительная боль, словно от тысячи иголок, вгоняемых под кожу, пронеслась по телу. Я не выпустил Кетернию из объятий, ее слезы жгли мое плечо, пока я молился.

«Мы проснемся, нам пора домой, нас там ждут. Мы проснемся, нам пора домой, нас там ждут…» — повторял я, пока не потерял себя в беспросветной черноте, убаюкивающей меня болью и страданием.

— Проснемся… — услышал я шепот Кетернии, когда все окончательно померкло.

***

Ночью был шторм. Балкон был открыт нараспашку, а занавески промокли насквозь из-за метели.

Марисса умерла двадцать четвертого декабря.

Я не хотел двигаться. Я не хотел жить.

Я знал, что это он позволил нам спастись из сна, великодушно отпустил, позволил сбежать. Он собирался наблюдать, как мы, словно жалкие крысы, будем бежать, прятаться, спасаться… Это была его игра с самого начала.

Я зажмурился, прогоняя слезы. Я должен был оставаться сильным. Я не смог защитить ее, я не смог защитить Кетернию, я сломался, оставляя нашу защиту от кошмаров на стражницу огня. Я — слабак.

Сейчас, к сожалению, я был обязан поддаться его игре: мы должны были на время исчезнуть из вида, хотя бы на пару дней, иначе наши силы было не восстановить.

«Я должен стать сильнее, — подумал я. — Нет, раньше я должен был стать сильнее, а сейчас я должен повзрослеть, принять всю ответственность и тяжесть ноши стража».

Тогда я поднялся, не позволив себе даже вздохнуть из-за боли, достал потрепанную временем сумку и беспорядочно закинул в нее несколько вещей. На душ времени не было. Я вышел в коридор, как обычно темный: дизайнер квартиры упустил этот момент из виду.

«Раз, два, три — лишь три двери», — я тяжело сглотнул, подходя к комнате Кетернии.

Ручка поддалась не сразу: замок словно проржавел. Кетерния сидела на кровати, смотря вперед пустым взглядом. Я посмотрел на объект ее внимания. Большой лист, приколотый бабушкиным кинжалом поверх фотографий и старого списка дел, в котором основным пунктом было мое становление стражем, был украшен единственным словом, написанным размашистым почерком: «смирись».

— Нам надо уехать, — сказал я, смотря на девушку.

— Ты хотел сказать «сбежать»? — я не ответил. — Себастьян только этого и хочет.

Его имя заставило меня сжать кулаки.

— У нас нет сил…

— Они мне не нужны, без них я прожила дольше, чем с ними. Причем без них я жила спокойнее.

— Тогда он убьет тебя, — безжалостно отрезал я.

Кетерния взглянула на меня.

— Ему не привыкать, он ведь «скрывает в себе убийцу».

Я с трудом сдерживался, чтобы не вытащить ее из кровати силой.

— Если он убьет тебя, то твоя тетя останется совершенно одна, — я честно не хотел этого говорить, но только эти слова заставили стражницу вздрогнуть.

— Тогда я тем более не поеду: мне нужно защитить ее.

Я хотел закричать на нее, но вовремя остановил себя, понимая, что так я бы ничего не добился. Она привычно заправила прядь за ухо.

— У тебя нет сил ее защитить, а без тебя он ее не тронет, — я медленно проговаривал каждое слово. — Твоя тетя не его цель, а вот мы с тобой — да. Уедем, и он отведет взгляд от Санкт-Петербурга.

Кетерния медленно встала из постели. На запястьях виднелись фиолетовые синяки, а под волосами скрывался порез с запекшейся кровью.

— Выйди, пожалуйста, я оденусь.

***

Раньше мне казалось, что Санкт-Петербург был мои спасением от всех волнений, что остались на острове Сенья. Но сейчас, когда мы ждали прибытия нашего самолета, я мечтал оказаться дома, в Норвегии. Я понимал, что ничего более не заставит меня забыть о собственной ничтожности, о всех ошибках, что я совершил, о смерти Мариссы, но дом все равно казался мне спасением.