Стражи: Gelidus Corde (СИ)

— А я не прочь убить тебя, — голос Кетернии рассек треск огня.

— А-а, —Себастьян только успел обернуться, когда она вонзила катар ему в спину и провернула.

— Тебе лучше присесть.

Его руки ослабли, а ноги подкосились, он действительно мог упасть в любую секунду, но что-то его остановило. Я рухнул на землю, кожа шипела от огня. Стражница вскрикнула: Себастьян вонзил в ее руку шип, разъедавший кожу.

— Умри, — бесстрастно прошептал я, метнув Gelidus Corde в него, но парень мгновенно прикрыл сердце ладонью.

Я знал, что этот кинжал уничтожал плоть, замораживал людей заживо: рука Себастьяна только вступила в этот болезненный процесс.

— Как жаль, что ты умрешь, — медленно выговорил Леруаморо, поднимая правую руку.

Я не понял, когда упал на спину. Не сразу осознал, что грудь была выжжена насквозь. Не почувствовал, что тепло, окружившее меня, было моей же кровью. Я потерял себя.

— Ну, здравствуй, — рыжеволосый мужчина, возвышавшийся надо мной, заглянул в блокнот, что держал в руках. — Александер Кай Бьёрн Йенсен. Меня зовут Кристофер Хайд, я — смерть. Ты можешь звать меня мистер Хайд, а лучше вообще никак меня не зови.

Я попытался заговорить, но не смог.

— А, ну, конечно. Ты умираешь, у тебя осталось буквально минут семь, — смерть сверился с часами. — Семь минут и тридцать четыре, тридцать три… Ну, ты понял. Знаешь, меня прокляли: во всем виновата пошлость Лондона и та прекрасная демоница… И вот, один теперь сидит в тюрьме, а на меня повесили вас, стражей. Вы, кстати, мрете последнее время как мухи, вот в течение часа умрете вы все, а мне только души собирать…

Я отдаленно слышал, как Кетерния сражалась с Себастьяном, но ничего не видел. Я постарался приподняться, но мое тело будто весило тонну.

— В прошлый раз, когда ты умирал около того борделя, я следил за тобой издалека: ты был в лучшей форме и мог выбирать, жить тебе или умирать. А сейчас ты бесславно закончишь свои дни, как и все стражи. Ах! Тебе, я смотрю, очень интересно сражение, что разворачивается на крыше. Ну, смотри, парень уже на грани, а девушка будто сошла с ума, она продолжает атаковать его, даже рыдая. Женщины! — мистер Хайд упал на землю рядом со мной и продолжил тараторить. — Так-так, ты держись, у тебя еще пять минут. О! Девушка, как там ее, а, Кетерния Люсент. Чертовы Люсент! Она поняла, что ты умер. Неужели у нее есть туз в рукаве? Ого!

Свинцовые облака заиграли отсветами молний. Далекий треск эхом разнесся по Санкт-Петербургу, затем я отчетливо услышал, как что-то сорвалось с крыши.

«Или кто-то», — мысли медленно текли в голове.

Я рвано вдохнул, чувствуя, что кровь бурлит в горле.

— Все, один уже упал, умрет через десять минут. Это в вас плохо, стражи, даже на грани смерти пытаетесь регенерировать. Будь ты человеком, давно помер бы уже. Мгновенно, я бы сказал. Так-с, Люсент идет к тебе, а она сильна, раз после такого держится на ногах…

«После чего?» — кричало мое сознание, утопая в предсмертной агонии.

— Смотри-ка…

Кетерния нависла надо мной. Ее лицо было багровым от крови, украшенной дорожками от слез. Ее трясло, она занесла руку надо мной, на ней не было двух пальцев. Я кричал, но она не слышала, я пытался вырваться, но она не видела, я умирал — это все, что она знала.

— Не плачь, я рядом…

— Пф! — смерть отошел в сторону, исчезая из виду.

Я не чувствовал, как ее руки касались моих плеч, но я видел, как она жмурила глаза, стоило ей увидеть мою рану.

— Знаешь, я его убила, — она наклонилась ко мне, заглядывая в глаза.

Обжигающие слезы упали ко мне на лицо, согревая в последний раз.

— У тебя осталась минута, — я не знал, где стоял мистер Хайд, но его голос отчетливо прозвучал у меня в голове.

«Я столького не сказал ей», — в отчаянии зашептала моя душа, рвавшаяся из тела.

По небу плыли тяжелые свинцовые тучи, заснеженную крышу залило алой кровью, снег белоснежным одеялом укрывал нас, а ветер завывал, скорбя по нам. Стражница умирала со мной.

— Я отдам тебе все, и ты будешь жить… — вдруг прошептала она.

Я внутренне содрогнулся, вспоминая эти слова, что преследовали меня, когда мы только встретились. Эта крыша, это небо, этот шепот…

— Ну, сколько можно-то? — слова смерти утонули в резком грохоте, который словно разрушал все вокруг.

Лицо Кетернии на несколько секунд осветилось белоснежным блеском, исходившим от ее рук. Она искренне улыбалась мне, продолжая плакать.

— Точно, так правильнее всего, — прошептала она, ее глаза закатились.

Сердце глухо забилось в груди.

— Чертовы стражи!

Все померкло.

***

Мягкий снег медленно таял на щеках, стекая за шиворот. Ветер шумел над головой, заставляя мои волосы слабо трепетать. Я не решался открыть глаза. Я только слушал. В какой-то из квартир в доме бегал ребенок, задорно хохоча, во дворе хлопнула дверь машины, по набережной шелестели шины, меся коричневую грязь, Нева глухо билась о гранитную набережную, подо льдом плавало несколько рыб, шарахавшихся от мусора, расположившегося на дне, деревья звенели сосульками, украшавшими их ветви… Все жило. А я? Я жил? Я нерешительно сжал пальцы, чувствуя, как тепло от движения медленно расползалось по руке. Я глубоко вздохнул — легкие обожгло холодом. Я позволил себе открыть глаза. Небо было все таким же, как и раньше, — серым. Снег продолжал укутывать землю. Я коснулся ладонью груди. Сердце билось, даже следа от ранения не осталось. Я продолжал жить. Я оглянулся и почувствовал, что плачу, глупо улыбаясь.

— Кетерния, — она лежала рядом, я мягко коснулся ее плеча.

Она безвольно упала на спину, ее глаза остекленели, а лицо было белее снега. Я отшатнулся назад, вновь забившееся сердце отдалось болью, а ушедшая агония вернулась, затмевая сознание. Я не понимал, что произошло. Казалось, будто лихорадка охватила мое тело, заставила меня помешаться и потерять остатки рассудка за секунды. Душа глухо кричала от боли. Я впал в забвение, более не контролируя себя.

— Пошли домой, Кетерния, — мои руки подхватили ее безвольное тело, ноги на секунду подкосились, но силы, клокотавшие внутри, помогли мне. — До дома так далеко, пешком не дойду… Может, полетим? Мы, ледяные стражи, умеем так делать… Ты главное не бойся, я удержу тебя.

Я подошел к краю крыши и взглянул вниз. Даже сквозь туман, поработивший голову, я разглядел окровавленное тело на тротуаре. Я резко оттолкнулся от земли, почувствовав необычайную легкость. Будь я собой, я бы не поверил, что действительно летел, но это было реальностью. Облака обволакивали нас приятной прохладой, а ветер насвистывал навязчивую мелодию, засевшую в голове. Под нами текла Нева, громко возмущавшаяся нашей глупости.

— Вас могут увидеть, — гремела она.