Иван Быков - Путь Аграфены

Ведьма рассмеялась – как обычно, звонко, почти по-детски.

– Темное имя, говоришь? И что же оно, по-твоему, обозначает?

– Вредить, наверное, – честно призналась Гарафена.

– Ведать, – исправила Ведьма. – Знать. А знание – это свет. Так что имя у меня самое что ни на есть светлое. А вот «добровольно» ли – это уже другой вопрос. Не все в жизни человек делает по своей воле. Есть силы, против которых нам не выстоять. Порой нужно отдать себя течению судьбы. А вот по поводу изгоя ты права. Те, кто знают, а не делают вид, что знают, – всегда одиноки. Мы уже говорили об этом.

– А можно, я останусь у Вас? – наивно спросила девочка. – И Вы не будете одиноки. И я не буду одинока…

– Ты, девочка-дорога, уж точно не будешь одинока, – улыбнулась Ведьма. – Подожди всего минуту. Они уже в пути.

– Мне нравится, когда Вы меня так называете, – призналась Гарафена и протяжно повторила:

– Дорога! А можно я тоже буду себя так называть?

– Конечно, – «позволила» Ведьма. – Это же часть твоего имени.

– Га, – попробовала на вкус Гарафена. – Я буду звать себя Га. А кто уже в пути? Кто будет через минуту?

– А вот они, – ответила Ведьма и широко повела рукой.

Га взглянула на ту поляну, в сторону которой указала Ведьма, и попятилась в страхе. Трудно было подобрать слова, чтобы описать три создания, представшие перед изумленным взором испуганной девочки.

Все три существа были похожи друг на друга и при этом разнились, как, скажем, похожи и разнятся ворон, лебедь и морская чайка. Похожи тем, что их женские лица и обнаженные груди были прекрасны. А вот различий было не счесть.

Первая «птица» сидела на траве, сложив крылья так, что их вовсе не было видно, но широко взъерошив яркие, переливчатые перья. Блеск перьев был изменчив и беспокоен, полон броских цветов и мягких полутонов, то ослеплял глаз, то успокаивал, и в пестроте этой девочка Га все не могла уловить никакой закономерности, никакого порядка. За спиной создания раскинулся впечатляющий размерами хвост такой же беспокойной окраски. И странное дело: Га казалось, что «птица» то полностью теряет человеческий облик, то вдруг обретает совершенно человеческие черты и действительно становится прекрасной обнаженной девой.

Вторая птица-дева, наоборот, раскинула великолепные крылья. Крылья дрожали так, будто она вот-вот собиралась вновь оторваться от земли и скрыться в неведомых далях. Перья сияли бело-желтым огнем, как сияет солнце, если глянуть на него сквозь прищуренные глаза. От оперения была свободна не только белая грудь, как у двух других птиц, но и гибкое тело до тонкой талии. По щекам создания непрестанно катились крупные слезы. И что показалось Га особенно странным – рот птицедевы был перевязан широкой черной атласной лентой.

Третье создание было настоящим чудом. Дева улыбалась, отчего сердце наполнялось радостью. Наверное, именно эта третья птица не дала девочке-дороге умчатся назад, в родной городок, к отцу и матери, к суровой бабке Анастасии Егоровне. Взгляд третьей птицедевы был добр, нежен, исполнен мудростью. Он успокаивал и сулил счастье. В русых волосах, заплетенных в могучую косу, красовалась золотая корона. Оперение было цвета небесной лазури. Но самое удивительное, что из-под крыльев, как из-под плаща-накидки Анастасии Егоровны, скрещивались воздушные, грациозные руки. В тонких пальцах правой руки птицедева небрежно держала невиданный ранее девочкой ярко-алый цветок.

Все три птицедевы смотрели на Га, но каждая по-своему: переливчатая – внимательно, изучающе; огненная, та, что с черной лентой на губах, – скорбно, как бы проливая свои непрестанные слезы именно по девочке Га; небесно-голубая – с нежным ободрением. Птицедевы смотрели на Га и молчали.

– Не бойся, милая девочка-дорога, – улыбнулась Ведьма. – Это мои друзья. А с этих пор – и твои друзья. Друзья и помощники в пути. Давай я тебя с ними познакомлю. Их-то с тобой знакомить не нужно, они и так знают о тебе больше тебя самой.

Вот эта птица всех цветов палитры мира, бескрылая, но с огромным хвостом носит имя Гамаюн. Не смотри, что она так сурово насупила брови. Она хоть и не добра, но справедлива…

– Как змея Гарафена? – вспомнила Га, снова перебив свою гостеприимную хозяйку.

– Как змея Гарафена, – вновь улыбнулась Ведьма и кивнула, не обратив внимания на невежливое поведение девочки. – Только имя ее происходит от слова «гомонить». Действительно, Гамаюн – любительница поболтать. И не бойся услышать ее голос. Наоборот, внимай каждому слову. Она видит будущее и сможет указать тебе верный путь. Она знает все на свете. Так что если будешь слушать особенно внимательно, если очень захочешь, то может и тебя научить ведовству.

– И я смогу стать Ведьмой, как Вы? – восхитилась Га.

– Сможешь, – кивнула Ведьма. – Но, думаю, тебе уготована другая судьба. Птица Гамаюн знает вернее.

– Так давайте спросим у нее! – чуть ли не потребовала девочка.

– Нет, – покачала Ведьма головой. – Гамаюн нельзя ни о чем спрашивать. Если захочет, то сама споет тебе песню. Или промолчит, если решит, что тебе о чем-либо знать не нужно. Давай лучше расскажу тебе о другой птицедеве, вот этой, бело-огненной.

– Почему у нее рот перевязан лентой? – спросила Га.

– Потому что ее песен тебе лучше не слышать никогда. Путь ее песни слушают твои враги. Это твой страж в пути, птица Сирин. Она тоже поет о будущем, но только о бедах и несчастиях. Тот, кто услышит ее песню, лишается разума. И даже если успеет заткнуть уши, все равно забудет о себе, цели пути, о сне и пище. Будет блуждать по лесам и пустыням, пока не падет мертвым.

– А почему в ее глазах так много слез? – прошептала Га.

– Сирин скорбит о тех, кто умер по ее вине. Она вовсе не желает убивать. Но такова ее суть, такова ее природа и назначение.

– Так же, как Ваша суть – ведать, быть Ведьмой?

– Именно так, – подтвердила Ведьма. – У каждого своя суть.

– А какова моя суть? – вдруг насторожилась Га.

– А вот это тебе и предстоит выяснить в дороге, – сказала Ведьма и вновь нежно потрепала девочку по голове.

Неожиданно пролился тягучий ручей мелодии, рассыпавшийся дождевым каскадом звонких капель. И так стало хорошо девочке Га, так тихо, так счастливо, так светло. Даже ветер, даже шелест листьев в кронах, даже недалекое журчание лесной речушки – все влилось в эту чудную мелодию и сложилось в слова:

– Вот она сама и представилась, – улыбнулась Ведьма и повела рукой в сторону небесно-голубой птицедевы. – Это твоя тихая гавань в любых бурях. Когда поет птица Алконост, даже морские волны превращаются в мягкую перину. Если, конечно, не запоет птица Стратим.