Михаил Русанов - Солнце в стакане

Глупая идея, думал он, вряд ли сейчас выяснится что-то определенное.

– Танцы? – Переспросила строгая вахтерша, не переставая проверять билеты молодых людей, спешащих поскорее оказаться на втором этаже. – Сегодня у нас все танцуют.

Сазаров объяснил, что он имел ввиду.

– Ну-у, – протянула вахтерша, подозрительно взглянув на него поверх очков. – Не знаю, как вам помочь…

Сазаров назвал имя.

– Она наверное из тех будет, кто платит за частные занятия. Знаете, некоторые оплачивают время и занимаются сами по себе. Если подождете, я попробую что-нибудь узнать.

Сазаров согласился.

– Как ее зовут? Вика? – Переспросила она минут через пять, пролистав замусоленный журнал посещений. – Здесь записана только одна Вика. Вот, записывайте телефон. Может, это и не она, сами разберетесь.

Сазаров достал плитку шоколада. Вахтерша улыбнулась.

– Все вы, мужчины, одинаковы…

Рамки морали, жёсткие, и, казалось, незыблемые, всё же не могут устоять перед человеческой природой.

HOMO MARGINALUS.

Пустые, никчёмные размышления!

FELIS (кошка обыкновенная)

Пряжкин уверенно вел машину. За окном – неровной стеной чахлые сосны в снегу. Свинец неба давит природу невыносимой тяжестью, в которой тонкой нотой звенит рассеянный свет мутного солнца. Сазаров вдавился в спинку сиденья. Хотелось спать.

В Юшкове остановились на полчаса. Позавтракали в кафе. Посмотрели утренние новости. Платил Пряжкин. Выпив чашку безвкусного кофе и съев бутерброд с ветчиной, Сазаров прогулялся вдоль рыбного рынка.

Торговые палатки раскинулись недалеко от автостоянки. Укутанные в ватные фуфайки тетки беззастенчиво лгали о достоинствах той или иной рыбины, свесившей мокрый скользкий хвост с грязного стола.

На автозаправке Пряжкин залил полный бак. До Санкт-Петербурга предстояло еще два часа пути. Два часа разговоров Пряжкина ни о чем.

Усевшись рядом с ним, нетерпеливо барабанившим пальцами по рулю, Сазаров включил радио. Чувство досады не уходило. Прошла неделя, а он еще чувствует себя идиотом. Семь цифр, написанных билетершей ДК на клочке бумаги, и ночь превратилась в кошмар. Он звонил Вике через каждый час. Никто не отвечал. Утром с досады выпил. Не помогло.

Она провела в его квартире всего одну ночь. Слишком рано делать выводы. Утром – пустая квартира, холодный чай. Ни записки, ни адреса. Одни ощущения – бархат ее кожи, блестящие глаза. Бледный, невыразительный голос. Исчезающее куда-то чувство одиночества – отступающая тьма от огонька дешевой зажигалки. Растворение реальности в мелкой луже псевдочувств, на миг вспыхнувших наглостью дорасти до истины. Желание веры. Но что-то держит.

В Санкт-Петербурге шел снег. Двадцать минут потеряли в автомобильной пробке на Володарском мосту. На набережной Карповки расстались. Пряжкин умчался улаживать дела, каким-то образом связанные с рестораном. Условились встретиться возле станции метро Ломоносовская в семь вечера.

Сазаров проследил, как Пряжкин лихо вписался в автомобильный поток, закурил и резким шагом направился в сторону серого пятиэтажного здания, где располагался офис издательства. Разговор с редактором вышел скучный и вязкий. Виктор так и не сказал редактору о романе. Зачем? Лежат листки в желтой папке уже год, никому не мешают. Ждут. Чего? На некоторые вопросы лучше не отвечать. Тем более не следует их задавать самому себе.

Под конец разговор потерял смысл. Сазаров сухо простился. Редактор обещал звонить. Виктора он проводил безразличным взглядом.

Спешить некуда, до встречи с Пряжкиным – целый день. Сазаров остановил такси. Доехал до набережной Фонтанки. Вышел возле дома-музея Ахматовой. Музей был закрыт. Он пошел вдоль набережной. Мелкий снег забивался под воротник. В кафе с неприхотливым названием «Закусочная» Сазаров заказал бутылку молдавского каберне. Сиюминутное желание, исполненное тут же, без проволочек, имеет ряд преимуществ перед долгосрочными прожектами, которые, кстати, не всегда могут воплотиться в жизнь. Визит в издательство оказался напрасным. Упущенная возможность увидеть свои рассказы опубликованными, компенсировалась бутылкой красного вина. Неравнозначная замена. Пресловутая синица, которая никогда не взлетит. Впрочем, кто требует от нее высокого полета?

Звонок сотового телефона показался неуместным. Сазаров продолжал есть. Официант в очках, болтавший о чем-то с барменом, посмотрел в его сторону. Звонок повторился. Сазаров вытер руки салфеткой.

– Слушаю.

– Привет.

Сазаров посмотрел на официанта. Тот ему улыбнулся. Придурок.

– Молчишь? Ты не изменился. Ты где?

– В Питере.

– Встретимся?

– Где и когда? – Вырвалось у него.

– Через час возле клуба «Метро», на Лиговке. Придешь?

Он не ответил. В трубке поплыли короткие гудки. Сазаров заказал пятьдесят грамм водки на посошок и попросил счет.

Снег белой пеленой завесил город…

Он узнал ее сразу. Татьяна стояла недалеко от VIP-входа в клуб. Курила. Снежинки блестели на меховом вороте короткой норковой шубки. Сазаров остановился в сторонке так, что бы она ни могла его заметить. Без шапки, подумал он, значит на машине. Три года. Она изменилась. Темный цвет волос, короткая стрижка. Подойти, сказать – привет, как дела? – и смотреть в ее глаза так, словно ничего не произошло. Это выше сил. Он закурил. Татьяна нервничала. Часто смотрела по сторонам. Если спросить про сына, то она, скорее всего не ответит. Год после развода он бегал у нее на коротком поводке. За возможность увидеть сына исполнял ее капризы. Нужны деньги? Пожалуйста. Достать билеты в закрытый дорогой клуб на светскую вечеринку? Нет проблем. Он в эти клубы не ходил. Она посещала их с другими мужчинами. Цинично, похоже на шантаж, и удивительно эффективно. Когда надоело, Сазаров махнул рукой и исчез. Три года тишины. Сын подрос.

Нет, ничего не скажет. Что-нибудь попросит. Но сейчас он ничего не может ей предложить.

Кто-то толкнул Сазарова. Он обернулся. Мужчина лет сорока небрежно извинился. Кашемировое пальто, дорогие часы. Мужчина шел к VIP-входу. Вечером он придет домой. Снимет дорогую обувь. Жена накроет изысканный ужин. Вечерние газеты, сигареты, кофе. Умные дети вовремя пойдут спать, – папе завтра рано на работу. Разговор ни о чем с супругой перед сном. Утром – острая бритва на щеках, кофе, пара бутербродов. Обязательный просмотр утренних городских новостей. И вдруг среди сводок – сообщение о молодой женщине, покончившей с собой минувшей ночью. Глядя на ее фото, он почувствует ком в горле. Нервно щелкнет зажигалкой. Вспомнит – вчера в обед звонил, говорил что-то резкое, ссылался на детей. Искал причину. Холодное лезвие на тонких венах…