Аманда Рипли - Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться

За следующие 50 лет Корея стала тем, что Ли назвал «силой таланта». Страна не имела природных ресурсов и взамен стала культивировать своих людей, превращая образование в валюту. Этот период бурного экономического роста создал своего рода лотерею для корейских родителей: если их дети попадут в лучшие промежуточные школы, это приведет их в лучшие средние школы, что даст им шанс попасть в лучшие университеты – и тогда они получат престижную, хорошо оплачиваемую работу, что поднимет всю семью.

Эта конкуренция следовала очень ясным правилам: набрав больше определенного количества баллов на экзаменах в колледж, ты автоматически попадаешь в лучший университет. И потом тебе всю жизнь будут платить больше других, даже за ту же самую работу. Эта система была так же предсказуема, как и жестока. Она несла детям очень ясную идею о том, что для них важно: прием в университеты основан на знаниях школьников, оцененных тестом. И точка. Никого не примут из-за спортивных достижений или потому, что твои родители здесь учились. Эта система в чем-то более меритократична [25], чем когда-либо были многие американские колледжи.

Без одержимости образованием Южная Корея не стала бы такой экономически сильной, какой она стала в 2011 году. (С 1962 г. ВВП страны поднялся примерно на 40 000 %, сделав ее 13-й крупнейшей экономикой мира.) В Корее образование явилось прививкой от бедности, со временем делая социальное происхождение все менее и менее значимым для возможностей детей.

Но этого было недостаточно для поступления в университет или получения желаемой работы, и лотерея превращалась в своего рода конкуренцию «железных» детей, которой возмущались родители и дети, даже при том, что они ее увековечили. Это была предельная меритократия для детей, которая сцементировалась в кастовую систему для взрослых. Даже когда открылись новые университеты, общественность была по-прежнему зациклена на трех лучших. Это было предупреждение для всего остального мира. В Корее самоцелью стала конкуренция, а не учеба, к которой она должна была мотивировать.

Страна породила чудовище, сказал Ли. Система стала излишне конкурентной, ведущей к нездоровой озабоченности баллами за тест и зависимости от частных академий внешкольного образования. Даже во время летних каникул в библиотеках было так много посетителей, что детям приходилось брать билеты, чтобы туда попасть. Многие платили $4 за аренду кондиционируемой кабины в богатых городских коммерческих библиотеках для самостоятельной работы.

Высокие оценки корейцев за тесты PISA – в основном результат неустанных усилий школьников, считает Ли, а не школьной системы. Эти итоги обусловили дети и их родные. Другими словами, мотивация объясняла оценки корейцев в PISA больше, чем учебная программа.

На одного школьника корейские налогоплательщики тратили половину того, что американские налогоплательщики тратили на школы, но корейские семьи восполняли почти всю разницу из собственного кармана. В дополнение к плате за хагвон им приходилось платить за государственную школу, так как правительственные субсидии не покрывали все затраты. Школа Эрика, не самая лучшая в Бусане, стоит около $1500 в год.

Без одержимости образованием Южная Корея не стала бы такой экономически сильной, какой она стала в 2011 году.

Теоретически средние школы Эрика в Миннесоте и Корее имели много общего. И Миннетонка, и Намсан гордились отсевом менее 1 %, и обе школы платили своим учителям одинаково высокие зарплаты. Однако пока дети Миннетонки выступали в мюзиклах, дети Намсана учились и учились. Проблема была не в том, что корейские дети мало или недостаточно усердно занимались, а в том, что они учились неправильно.

Культ «железного ребенка» заразителен, детям и родителям трудно противостоять необходимости учиться все больше. Но в то же самое время они жаловались, что зацикленность на рейтингах и баллах тестов убивает их душу, лишает их не только сна, но и рассудка.

Одним воскресным утром того учебного года подросток из Сеула по имени Цзи заколол свою мать, чтобы она не пошла на родительское собрание. Цзи боялся, что она узнает о том, что он соврал ей насчет своих последних результатов теста.

После этого Цзи хранил свой секрет 8 месяцев. Он каждый день уходил и приходил из школы, словно ничего не изменилось. Он говорил соседям, что его мать уехала. Чтобы запах разлагающегося тела не распространялся по дому, он запечатал дверь ее комнаты клеем и клейкой лентой. Он приглашал к себе друзей на лапшу. В конце концов его отдельно живущий отец обнаружил труп, и Цзи арестовали за убийство.

Эта жуткая история приковала к себе внимание всей страны. Преступление Цзи, по мнению многих корейцев, – не просто трагедия, а отражение культа учебы, сводившего детей с ума.

По оценкам теста, Цзи входил в 1 % лучших учеников средних школ страны, но в абсолютных величинах занимал всего лишь 4000-е место в стране. Его мать требовала, чтобы он стал первым любой ценой, говорил Цзи. Когда его оценки разочаровывали ее, она его била и лишала еды.

Многие корейцы симпатизировали больше сыну, чем его умершей матери. Комментаторы переносили собственные неприятные воспоминания о средней школе на преступление Цзи. Некоторые заходили настолько далеко, что винили во всем мать. Передовица «Корея таймс» описывала жертву как одну из «напористых мамаш-тигриц, вечно недовольных достижениями своих детей независимо от их оценок».

Цзи сознался в преступлении, плача оттого, что убитая мать является ему во сне. На суде обвинитель потребовал приговорить его к 50 годам тюремного заключения. Судья, сославшись на смягчающие обстоятельства, осудил мальчика на 3,5 года.

Тем временем корейские политики пообещали исцелить страну от образовательной лихорадки. Когда Ли занял пост министра, министерство наняло и подготовило 500 руководителей приемных комиссий, чтобы помочь университетам страны отбирать кандидатов так, как это делают в университетах США, т. е. на основе чего-то еще, помимо баллов за тесты.

Однако почти всю ночь новые хагвоны помогали школьникам ориентироваться в схеме новых альтернативных условий приема в вузы. Сотни школьников были обвинены в фальсификации своего места жительства, для того чтобы получить льготное место для малоимущих сельских жителей. Один родитель сфабриковал развод, чтобы ребенок получил право на льготы для детей разведенных родителей. Лихорадка продолжала бушевать.

Главы страны беспокоились, что экономический рост застопорится и коэффициент фертильности продолжит снижаться, так как семьи ощущают груз расходов на внешкольное обучение.