Аманда Рипли - Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться

Американские педагоги описали Финляндию как райский уголок, место, где восхищаются всеми учителями и любят всех детей.

Тем временем финны сами предложили туманные объяснения своего успеха. Мне сказали, что в Финляндии всегда ценилось образование. Вот чем все объясняется. Но тогда почему в 1950-е в Финляндии всего 10 % детей окончили среднюю школу? Почему в 1960-е в Финляндии было огромное расхождение между тем, что знали и умели сельские и городские дети? Тогда стремление к образованию в Финляндии было довольно слабым. Что же случилось?

Однако президент Барак Обама и его министр образования сказали, что завидуют южнокорейской системе образования, превознося ее высокоуважаемых учителей и требовательных родителей. По крайней мере на первый взгляд Корея, казалось, не имела ничего общего с Финляндией. Корейская система основана на тестах, а корейские подростки проводят за учебой больше времени, чем наши бодрствуют.

Вслушиваясь в эту какофонию, я пыталась представить, как живется детям в этих загадочных странах высоких оценок, нулевого отсева и выпускников колледжей. Действительно ли финские дети – это скандинавские роботы, о которых я читала? Сладко ли живется корейским детям? И каково их родителям? О них никто не говорил. Разве родители значат не больше учителей?

Я решила на год поехать в научную командировку в те страны, где дети самые умные, – хотела сама посмотреть на этих «маленьких роботов». Что они делают в 10 утра во вторник? Что родители говорят им, когда они приходят домой? Счастливы ли они?

Чтобы познакомиться со скандинавскими роботами, мне нужны были внутренние источники: дети, которые видели и делали те вещи, которые я не могла делать сама. Поэтому я набрала команду юных экспертов.

В 2010/11 учебном году я наблюдала за тремя замечательными американскими подростками, жившими в самых умных странах. Эти дети вызвались участвовать в нашем проекте, когда поехали на год по программе обмена школьниками с другими странами, покинув свои семьи. Я навещала их в зарубежье, и мы поддерживали тесные контакты.

Их зовут Ким, Эрик и Том. Они познакомили меня с принимающими семьями и приютившими их кафетериями, вызвавшись быть моими проводниками в чужой стране. Ким отправилась из Оклахомы в Финляндию, Эрик из Миннесоты в Южную Корею, а Том из Пенсильвании в Польшу. Они приехали из разных частей Америки и уехали оттуда по разным причинам. Я познакомилась с Ким, Эриком и Томом с помощью «Американской полевой службы» [2], организации «Молодежь за взаимопонимание» [3]и клубов «Ротари» [4].

Я выбрала этих американцев как консультантов, но они оказались главными героями. Они не представляли всех американских детей, и их опыт не мог отражать миллионы реальных ситуаций в принимавших странах. Но в их историях я нашла реальность, отсутствовавшую в методических указаниях.

Ким, Эрик и Том заставили меня быть честной. Они не хотели говорить о системе контрактов с преподавателями [5]или матерях-тигрицах. Свободные от эмоциональных проблем взрослых, они много говорили о других детях, больше всего влияющих на жизнь подростка. Они целыми днями наблюдали совершенно новую для них жизнь, от кухни принимающей семьи до туалетов средней школы. Им было что сказать.

В каждой стране мои агенты на местах знакомили меня с детьми, родителями и учителями, ставшими соучастниками моего исследования. Например, в Корее Эрик направил меня к своей подруге Дженни – девушке, которая в детстве жила сначала в Америке, а потом в Корее. Дженни, случайный эксперт в области образования, терпеливо отвечала на те вопросы, на которые не смог ответить Эрик. (Видеоинтервью с моими информаторами-школьниками можно посмотреть на веб-сайте этой книги www.AmandaRipley.com.)

Чтобы рассмотреть выводы этих информантов в контексте, я опросила сотни других школьников по обмену об их опыте пребывания в США и за границей. В отличие от большинства рассуждающих об образовании в других странах, эти ребята имеют непосредственный опыт. Я спрашивала их о родителях, школах и жизни там и на родине. Их ответы изменили мое мнение о наших проблемах и сильных сторонах.

Вернувшись наконец в США, я была настроена более, а не менее оптимистично. Стало очевидно, что мы потратили массу времени и денег впустую, а наши школы и семьи более всего озадачивало отсутствие ясности цели, которая была в Финляндии, Корее и Польше. Кроме того, я нигде не видела ничего такого, чего бы наши родители, дети и учителя не могли бы однажды сделать так же хорошо или лучше.

Что я видела, так это целые поколения детей, получающих такое образование, какого заслуживают все дети. Они его получают, несмотря на политику, бюрократию, устаревшие коллективные договоры и непонимание родителей – универсальные болезни всех систем образования. Главное, это осуществимо. И другие страны покажут нам дорогу.

Андреас Шляйхер тихо сел в конце аудитории, стараясь не привлекать внимания. Он иногда так делал; забредая в аудитории, он не имел намерения вникать в суть предмета. Была середина 1980-х, официально он изучал физику в Гамбургском университете, одном из самых элитарных университетов Германии. Однако в свободное время он приходил на лекции и наблюдал – так, как другие смотрят телевизор.

В этой аудитории преподавал Томас Невилл Постлетуэйт, сам себя называвший «исследователем образования». Шляйхер счел этот титул любопытным. Его отец преподавал педагогику в университете и всегда говорил о педагогике как своего рода загадочном искусстве, наподобие йоги. «Нельзя измерить то, что важно в педагогике, – человеческие качества», – любил говорить его отец. Из чего Шляйхер сделал вывод, что в образовании нет ничего научного, и потому предпочел физику.

Но этот британец, чью фамилию Шляйхер не мог произнести, кажется, считал иначе. Постлетуэйт был членом новой загадочной группы исследователей, пытавшихся анализировать неточный предмет точными методами – как физик изучал бы педагогику, если б мог.

Шляйхер сосредоточенно слушал дискуссию о статистике и выборочном методе, его светло-голубые глаза были внимательны и серьезны. Он знал, что отец этого не одобрит, но попытался представить, что бы было, если б действительно можно было сравнить знания детей разных стран, одновременно учитывая влияние таких факторов, как национальность или бедность. И обнаружил, что тянет руку и присоединяется к дискуссии…

По его опыту, немецкие школы не были исключением, как бы ни считали немецкие педагоги. В школе он большую часть времени скучал и получал средние отметки. Но когда он был подростком, несколько учителей поощряло его тягу к науке и цифрам, и его оценки улучшились. В средней школе он завоевал государственную награду за естественные науки, а это означало, что после колледжа ему была гарантирована более-менее высоко-оплачиваемая работа в частном бизнесе. И до того, как вмешаться в лекцию Постлетуэйта, именно это он и собирался делать.