Рашид Гизатулин - Сенька-гармонист

Из раскрытых дверей школы учащиеся во вторую смену с первого по четвёртый класс шумно выбегали на улицу и расходились по домам.

– Андрей!

– Чего тебе?

– А ты разве не останешься школьную стенгазету оформлять?

– Нет.

– А как же они без тебя? Кто этого Спиридонова будет рисовать?

– Сами пусть рисуют, – невнятно буркнув, Андрей, отягчённый своими мрачными мыслями, ещё быстрее поспешил отдалиться от своего школьного сотоварища.

– Так ведь они только статейки могут писать да куплеты сочинять. Рогозин на рассказах Бажова и Джека Лондона окончательно свихнулся, в десятый раз, наверное, перечитывает, а у Бекбишевой на стихах крыша поехала – в детском саду детям сказки Пушкина читает. Ну это ещё ладно, понять можно, а в прошлый четверг стихи Есенина читала: «Белая берёзка под моим окном…» Обхохочешься!

– Ну и что из этого?

– Как что?

– Ну что из того, что Пушкина детям читает?

– Да я тебе про Есенина талдычу.

– А что в Есенине плохого?

– Да при чём тут плохого? Детям Есенина читать – что они понимают?

– А ты-то что-нибудь понимаешь?

– А чего тут понимать?

– То-то и оно, что ничего ты не понимаешь! Дети уже с детского сада Пушкина и Есенина будут знать, а ты только в прошлый четверг сказки Пушкина послушал и про Есенина узнал.

– Да пошёл ты!

– Я так и так иду.

– Ну и иди, иди к своей бабке огород ковырять, а я Лидии Ивановне позвоню, что ты не стенгазету оформляешь, а в огороде на раскладушке лежишь.

И Сашка Епифанов, раздосадованный такими недружелюбными ответами Андрея, резко повернул в сторону и дальнейший путь продолжил в гордом одиночестве.

Весенний день, обогреваемый солнечными лучами, выполнив свои незатейливые хлопоты в быстро зеленеющем школьном саду, становившемся изо дня в день краше, вкрадчивой поступью двигался к завершающему этапу, именуемому в простонародье – «вечерело».

Лёгкими дуновениями юго-западного ветерка небесную синеву заволакивало серебристо-свинцовыми облаками, и солнце, утратив свой ярко-красочный наряд, сходило на закат.

После окончания занятий в школьном классе Аллия Бекбишева и Валера Зарубин, плотно сдвинув два письменных стола, усердно трудились над созданием школьной стенгазеты, где решили безжалостно высмеять прогульщика и недотёпу Игоря Спиридонова, ябеду и троечницу Валю Подлесную и ещё целый ряд нерадивых личностей из третьего и второго классов, напомнив, что учебный год подходит к концу.

– Валер!

– Да.

– Я вот что думаю… – и Аллия, бросив красный фломастер на вполовину исписанный метровый лист ватмана, с задумчивым видом села на стул.

Стул, лёгким креном качнувшись влево и в обратном направлении, буквально рассыпался на все составляющие его части. Аллия, совершив некий замысловатый акробатический трюк, упала на пол и разразилась звонким заразительным смехом.

В проёме открывшихся дверей с удивлённым взглядом появилась учительница литературы Лидия Ивановна.

– Аллия! Валера! Это что здесь за юмористический сценарий со стулом?!

– Так, Лидия Ивановна, вы же прекрасно знаете, что все эти столы и стулья – давно изжившая себя рухлядь прошлого века. И я, Лидия Ивановна, нисколечко не удивлюсь, если в скором времени на вашем уроке вас тоже постигнет та же самая участь, что и Бекбишеву.

– Ну знаешь что, Зарубин, ты тут особо не умничай своим красноречием!

– А я и не умничаю, Лидия Ивановна! Вот он, факт налицо, и ещё четырнадцать фактов в этом классе недалеки от этого подтверждения. То, что в недавний момент находилось под Бекбишевой, а сейчас находится рядом с потерпевшей, лишний раз доказывает наплевательское отношение ко всем нам всей нашей районной и областной администрации.

– Да, Зарубин, в будущем из тебя получится прекраснейший следователь или адвокат, так что не зарывай свой талант в землю. А что у вас со стенгазетой?

– Да стараемся, Лидия Ивановна, стараемся, – несколько урезонив себя, ответил Валера. – Осталось чуть-чуть: Спиридонова нарисовать в экзотическом виде. Но наш горе-художник, предоставив нам целый ряд убедительных причин, в данный момент целиком и полностью занят выздоровлением своей бабушки.

– Ну, я не знаю, что вам осталось дописать-дорисовать, а стенгазета чтобы в понедельник была готова! Так что собирайтесь – и марш домой, а завтра с обеда допишете и дорисуете. Я буду школу закрывать.

Бекбишева, потирая правый бок, многозначительно глянув на Лидию Ивановну, тихо проговорила:

– А можно, мы останемся?

– Как это – останемся?

– Мои родители, Лидия Ивановна, завтра едут в город, а маленького Руслана оставить не с кем, кроме как со мной, детский сад, как вы знаете, в воскресенье не работает. Приедут они с города поздно вечером.

– И мне, Лидия Ивановна, завтра с отцом на рыбалку, он без меня ну прямо никак! – поддержал Бекбишеву Валера.

– Да вы не беспокойтесь, Лидия Ивановна, – уже громче проговорила Аллия. – Всё остальное мы сегодня быстренько допишем, а Завьялов завтра закончит свою работу.

Лидия Ивановна, педагог с многолетним стажем, подсознательно понимала, что если она им сейчас откажет, то лишний раз подчеркнёт свою чёрствость и непонимание, но и оставлять их одних в совершенно опустевшей школе весьма не желательно: если что случится, вся эта её доброта с чутким пониманием будет выглядеть полнейшим безрассудством.

Но очередные умилённые просьбы Бекбишевой и Зарубина заставили Лидию Ивановну согласиться. Положив на стол рядом с ватманом связку ключей, Лидия Ивановна предупредила:

– Только долго не задерживайтесь, а если будет сильный дождь, то уж лучше немного тут переждите, но по-любому к девяти вечера ключи чтобы были у меня. И этот стул, то есть обломки, отнесите в школьную канцелярию для составления акта на списание.

– Ну конечно, конечно, Лидия Ивановна, мы быстренько! – радостно ответила Аллия. – В полдевятого с ключами обязательно будем у вас.

Надсадным скрипом тяжёлая дубовая входная дверь, закрывшаяся за Лидией Ивановной, как бы подтвердила, что они остаются в школьном классе совершенно одни.

– Ну и что ты хотела мне сказать? – глянув на Аллию, спросил Валера.

– Когда?

– Когда положила фломастер на ватман и грохнулась вместе с обломками стула на пол.

– А-а-а-а, – многозначительно словно пропела Аллия. – А ты не боишься?

– Чего?

– Ни чего, а кого.

– Ну кого?

– Спиридонова этого.

– А чего его мне бояться?

– Ведь он же тебе морду может набить за эту статейку.

– А тебе?

– Меня он тронуть не посмеет – я всё-таки, как-никак, дама.

– Ну вот тогда немножечко меня послушай, разлюбезная моя дама. Во-первых, я не могу смотреть, как этот лодырь и разгильдяй с его выдающимися способностями не желает прогрессировать в мир совершенства, во-вторых…