Яна Соколова - Приемная мама. Как я себе это представляла и как все оказалось на самом деле

Обычно у вас нет возможности пообщаться с ребенком до того, как вы специально приходите с ним познакомиться. А это уже искаженная реальность, когда все так нервничают, что уже не способны трезво видеть друг друга. И даже если мозг посылает вам сигнал: нет, что-то не то, – ребенок уже настроился, и перед ним стыдно, опека уже настроилась, и перед ней неловко, детдом, со своей стороны, строит козни, которым надо противостоять, и общее напряжение напрочь глушит тревожные сигналы. Есть люди с крепкой нервной системой: в поисках «своего ребенка» они ходят по самым разным сиротским учреждениям, знакомятся со множеством детей, советуются с независимыми врачами и психологами, пишут отказы, идут знакомиться снова. Но мой опыт скромен: обоих детей, на посещение которых мне выдали направления, я забрала.

Изначально я хотела взять маленькую девочку. Я думала: у меня есть маленькая Яся, и если взять еще одну девочку, лет четырех-пяти, то они смогут играть вместе. Но когда я стала смотреть анкеты и видеоролики, то заметила, что мальчиков там гораздо больше и симпатичные мальчики встречаются гораздо чаще, чем симпатичные девочки. Мне было понравилась одна девочка с удивительным именем Адель, но вскоре ее ролик исчез, то есть девочку забрали. Уже потом я узнала, что девочек забирают куда чаще и охотнее, таков общий тренд. Среднестатистический приемный родитель ищет здоровую маленькую девочку без братьев и сестер. Ну а в базах больше всего мальчишек-подростков; если здоровые маленькие девочки туда и попадают, то надолго не задерживаются. И я стала думать: возьму-ка я лучше мальчика, все ж девочек у меня уже две, а мальчик всего один. Я выбрала по видеобазе нескольких мальчиков, но ни про кого из них не пыталась узнать больше – у меня не было на руках заключения, и я боялась, что его могут не дать [13] В то время многие опеки готовы были рассказывать о детях и при отсутствии такого заключения, но теперь не так; теперь все потенциальные опекуны вносятся в общую цифровую базу и, если тебя там нет, с тобой даже разговаривать не станут. .

Пока я собирала документы, почти всех мальчиков, которые мне нравились, забрали. Постоянный просмотр роликов стал нашим общим с дочкой Леечкой ритуалом. В самарском доме ребенка был светленький улыбчивый мальчик, который нравился нам обеим; как раз его почему-то никто не брал. И мы решили, что, как только мне дадут заключение, мы его и возьмем. Я мечтала о том мальчике, представляла себе, как он впишется в нашу семью, – в общем, все шло своим чередом. Тогда я еще не знала, что если малыша долго не забирают, то объяснение этому только одно: у ребенка ну совсем серьезный диагноз [14] Да нет, причины бывают самые разные: мама восстанавливается в правах, родственники хотят забрать, опека плохо работает, детдом недружелюбен и т. д. В то время анкеты в базах данных были очень немногословны, там не было никаких сведений о здоровье ребенка и его родителях; сейчас эта информация есть. .

В какой-то момент моя новая подруга, обретенная в Школе приемных родителей, прислала мне ссылку на телепередачу, рассказывающую о детях-сиротах: каждый выпуск программы был посвящен одному ребенку, причем снимали в основном детей школьного возраста. Подруге понравилась там одиннадцатилетняя девочка. Мне эта девочка не слишком приглянулась, но я стала смотреть другие ролики, листать страницы сайта программы. И увидела Сашу, ту самую «одаренную художницу». Она понравилась уже мне. Саше тоже было одиннадцать. Сюжет о ней был снят больше года назад, тогда Саше исполнялось десять, но девочку так никто и не забрал. Я позвала Лею, мы посмотрели программу вместе; Лее девочка Саша понравилась даже сильнее, чем мне. Именно Лея стала уговаривать меня позвонить и хотя бы просто разузнать про Сашу. Мне-то было понятно, что никаких «просто» в этих делах не бывает, я сомневалась и медлила. Но во мне уже началось какое-то движение к девочке Саше – я думала: а если бы со мной что-то случилось, и моя дочка попала в детдом, и о ней даже сняли бы программу, а ее бы так никто и не взял…

Теперь я знаю, что с моей дочкой такое произошло бы едва ли. Даже если бы я умерла и никто из друзей и родственников не взял бы ее к себе (что маловероятно, люди-то добрые), ее быстро забрали бы в приемную семью. Потому что дети среднестатистических родителей попадают в систему крайне редко и их сразу выделяют, это так называемые домашние дети. Обычный обитатель детского дома – это ребенок, родители которого пьют, колются и ведут не слишком здоровый образ жизни. На ребенка им, скорее всего, начхать; пока они с ним жили, никто ребенком особо не занимался, его наверняка били, он голодал и ходил в чем придется. И в этом плане общепринятые представления о детдомовских малютках оказались близки к реальности, мои были гораздо романтичнее. Они были настолько романтичны, что я думала, думала про девочку Сашу – и в итоге позвонила по телефону со странички той программы.

В редакции о девочке Саше совсем забыли – выпуск-то был старый. Но, порывшись в своих документах, ее сотрудница снабдила меня контактами опеки. В опеке тоже не могли вспомнить, что это за Саша такая. Однако дама-инспектор оказалась очень вежливой, она сказала: «Вы мне перезвоните минут через пятнадцать, я сейчас переберу все личные дела, может, и найду вашу Сашу». И нашла. Когда я перезвонила, дама-инспектор говорила со мной уже не просто вежливо, а сладко. «Да, конечно, – пропела она, – чудесная девочка, круглая сирота, мама умерла, никто ее не навещает… нет, кажется, навещает какой-то бывший сосед… но больше у нее никого нет. Вот уже почти три года в нашем детдоме, и никого, знаете… ни одного кандидата, ни одного просмотра…» – «Ведь была программа, – сказала я. – Телевизионная. Я ее посмотрела. Неужели никто не звонил?» – «Ну, может, я чего-то не помню, – сказала дама-инспектор, – может, были какие-то звонки. Но до нас так никто и не дошел. У девочки же инвалидность. Когда люди слышат про инвалидность, они, знаете, просто кладут трубку».

Конечно, в той телепрограмме не было и намека на проблемы со здоровьем, и я тоже чуть было не положила трубку. Я совсем не собиралась брать одиннадцатилетнего ребенка с инвалидностью. Здоровый малыш – да. Подросток с инвалидностью? Ну, я банально не справлюсь ни с подростком, ни с инвалидностью. Даже собственные подростки – это ужас, что ж говорить о приемных. Что до моих познаний в медицине – они близки к нулю. Больше того, я даже царапину ребенку не могу обработать, меня мутит от вида крови [15] На самом деле далеко не всякая инвалидность требует сложного обслуживания и глубокой вовлеченности родителя в суть дела. Впадать в панику от слова «инвалидность» точно не стоит, со многими диагнозами дети живут самой обычной жизнью. .