Ульяна Воробьева - Любите ли вы своего ребенка?

Через несколько лет у Яны появился отчим, громкоголосый толстый дядька с рыжими усами. Он хорошо к ней относился. Занимался математикой и физикой. Помогал решать трудные задачки, заданные на дом. Давал деньги сначала на журналы и мороженое, потом на туфли и кофточки. Яна, поджимая губы, пользовалась отпущенными ей благами, но внутренне частенько сравнивала отчима с отцом. И каждый раз умнее, сильнее, красивее, значительнее казался «папулька».

Ощущение своей ненужности, возникшее в ней после развода родителей, уже не исчезало. Оно то становилось почти незаметным, то разгоралось с невыносимой болью. Когда же у нее появилась маленькая сестренка, Яна уже не расставалась с привычным ноющим чувством. Она ожесточенно шептала себе под нос: «Меня никто не любит…», и поднимавшаяся в ней злость помогала ей расправить плечи, выпрямиться и… жить дальше.

Однажды друзья-мальчишки познакомили ее с Гасаном. Статный яркий азербайджанец быстро завладел всеми мыслями и чувствами Яны. Ей казалось, наконец-то ее будет любить по-настоящему человек, находящийся совсем рядом, а не где-то далеко-далеко, как ее родной папа. Мама и отчим были категорически против их отношений, запрещали Яне и Гасану встречаться, пугали девушку жуткими историями межнациональных браков.

Отчасти из-за страстной любви, отчасти назло родителям, Яна и Гасан сняли квартиру и стали жить вместе. Скоро родилась Аська, очаровательное черноглазое существо, и сделала эту историю любви необратимой. Гасан через полтора года ушел из семьи, но на всю жизнь остался вплотную связан с Яной и Асей.

Яна осталась с ребенком на руках без образования, без специальности, без дома. Палочкой-выручалочкой стали для нее родители. Особенно отчим. Он жалел Яну, баловал ее дочку. Родители купили Яне однокомнатную квартиру. Отчим дал деньги на курсы бухгалтеров. Яна получила специальность и удачно устроилась на работу. Аська ходила в садик, а в выходные гостила у бабушки с дедушкой. Только Яна не бывала у родителей. Забирал и привозил Асю дед.

«Они меня не любят и никогда не любили. Я им не нужна», – думала Яна, и привычное злое чувство помогало ей держать осанку и ощущать собственную силу. Она привыкла не видеть вокруг себя любовь, не хотела ее видеть и не видела. Благодаря этому она неустанно работала, великолепно выглядела, имела уютный ухоженный дом. Но по этой же самой причине она не находила любви единственного мужчины в своей жизни и упрямо полагала, что ни дочь Ася, ни родная мама, ни отчим, сколько сделавший для нее, не любят ее, и она им всем не нужна. Подруге она жаловалась: «Мужиков вообще нет. Или женатые, или дураки».

Чувство ненужности, родившееся в душе Яны после развода родителей и усугубившееся с рождением сестренки, во взрослой жизни подталкивало ее к самоизоляции, к одиночеству. Обжегшись в детстве и юности, она не хотела больше ранить свое сердце и берегла себя от отношений с мужчинами. Барьер между нею и мужчинами укреплялся каждый раз, когда она мысленно или вслух произносила: «Меня никто не любит». Когда Яне удалось увидеть, сколько любви ей дарят мать, отчим и дочь, когда в ее душе выросла благодарность к ним, она перестала ожесточенно повторять свою привычную злую фразу, и с удивлением обнаружила, сколько вокруг интересных мужчин.

Увидеть затерявшуюся любовь – единственный способ изменить свою жизнь и отношения с близкими к лучшему, но порою это бывает совсем не просто. Об этом следующая история.

Пост, отправленный в сообщество психологов Живого Журнала женщиной, пожелавшей остаться неизвестной

Ей 16, мне – 39. Пока она была совсем крохой, месяцев до 4–5, было все нормально – я заботилась, занималась, не раздражалась, казалось, что люблю. А потом началось. Чем старше – тем хуже. Самый ужас был, когда ей было 2–3 года. Этот период вспоминается как сплошная черная полоса. Самым большим моим желанием было – чтоб ее не стало. Это разрывало меня на части, потому что когда что-то с ней случалось (стукалась, обжигалась, как все дети), я очень беспокоилась, но когда однажды нас с ней чуть не сбила машина, я вдруг подумала: если бы я не успела коляску выдернуть из-под колес, как стало бы хорошо, спокойно и тихо жить…

Понимаете, берешь ребенка на колени, играешь, читаешь стишки или показываешь картинки в книжке, ищешь любого, малейшего респонса, а видишь совершенно пустые, холодные, незаинтересованные в твоих действиях глаза. У нее была своя бурная внутренняя жизнь. Она что-то лопотала на своем языке, не желая сидеть на горшочке, слушать сказки, играть в песочнице, уматывала от детей или меня на прогулке, устраивала выматывающие душу истерики, если, не дай бог, не подобрала палочку или не перепрыгнула через бордюрчик, а мы уже оттуда ушли. Нет, она не уродец, дебил или больной ребенок, вон, выросла дылда, нормально учится, нормальный человек. Дело во мне, у нас с ней нет контакта, причем она ко мне тянется и тянулась всегда по-сумасшедшему, думаю, эта ее любовь к маме и есть самое страшное и ранящее для ее психики или развития. У нас нет телесного контакта, мне неприятны ее прикосновения, я не люблю, как от нее пахнет, как и что она говорит, как двигается, как дышит, – все в ней раздражает, что бы она ни сделала – это плохо, некачественно и просто противно.

Этого я ей не говорю, но ведь косвенно мое к ней отношение понятно, и ребенок прекрасно его ощущает. Притворяться не получается и не получится, искренне гордой или довольной ею я не была никогда. Другие люди ее хвалят: ах, какая девочка хорошая, наша репетитор по-английскому ее просто обожает, говорит, хотелось бы, чтобы у меня была такая дочка. А я думаю – ну и забирай, мне она точно не нужна. Я отбываю обязанность выращивания ребенка. Я ее кормлю, стираю вещи, слежу за здоровьем и мечтаю, когда ж она свалит в собственную жизнь подальше от меня. Недавно она с папой поехала на машине куда-то тусоваться, уже поздно вечером я звоню узнать, как и что, когда будут дома, а мобильники обоих не в зоне. Возможно, в боулинг заехали, там проблема с зоной, может, в кино, а может, разбились на машине, мобильники вдребезги? И тут опять то же самое ощущение – наконец-то ее не будет, наконец-то я освобожусь!

Помнится, входишь к ней маленькой в спальню, должна бы уже была проснуться, прислушиваешься с надеждой – а вдруг не дышит, ведь бывает синдром внезапной детской смерти.

Честно? Вот это ад. Самый настоящий. Она – самая большая проблема в моей жизни. Я ее не люблю и не хочу ее любить. Все, что я хочу, – чтобы ее не было. Жаль, обратно не засунешь. Правильно говорили древние: ребенок – это человек, который приходит в твою жизнь и забирает все, что у тебя есть.