Эм Ленская - У каждой ночи свой рассвет

– Необязательно оправдываться, ты взрослый парень, я не намерен тебя осуждать ни за выпивку, ни за… твои предпочтения, – заверил я равнодушно, хотя странное желание прочитать Емельяну нравоучение на мгновение всколыхнулось внутри меня. – Продолжай.

– Кирилл… верно? – сделал вид, будто забыл имя. Ладно. – Я хочу в туалет. Если, конечно, это не запрещено.

Я фыркнул. Вот же язва.

– Не запрещено. Сразу за лестницей, вторая дверь. Проводить? – с легкой улыбкой спросил я. Улизнуть, кроме как через главный вход, он бы не смог, поэтому я не переживал, что он предпримет новую попытку к бегству. Скорее хотел проверить.

– Думаю, мне лучше. Я сам, – отказался Емельян и, аккуратно спустив с дивана ноги, встал, придерживаясь за подлокотник. Три несмелых шага и он застыл, приложив ко лбу ладонь. Вероятно, легкое головокружение, что в его случае еще цветочки. Однако Емельян быстро совладал с телом и остаток пути миновал успешнее.

Когда истекло три минуты, а он так и не вернулся, я подошел к двери уборной и постучал.

– Ты там жив? – шуточный вопрос, но в нашей ситуации имевший все основания быть озвученным.

– Да, – не сразу откликнулся Лебедев, и голос его мне не понравился.

– Ты в порядке? – прижимаясь вплотную к деревянной двери, снова уточнил я.

– Нет… – после затянувшейся паузы жалобно донеслось с той стороны.

Я нажал на ручку двери, но Емельян заперся изнутри.

– Открой, пожалуйста.

Тишина, а затем щелчок. Я вошел.

Сидя на коленях перед унитазом, Емельян вытирал остатки бурой рвоты скомканной туалетной бумагой.

– Что со мной происходит? – впервые с той минуты, как он оказался в моем доме, Лебедев действительно выглядел напуганным, избавившись от напускной бравады.

Размазанные слезы блестели в холодном свете лампы. Красные губы, нездоровый румянец, тонкая струйка крови под правой ноздрей. Озноб. В голове тотчас же всплыло одно слово – отторжение. Я не мог предугадать реакцию его организма на мою кровь, учитывая, что яд он получил от другой особи.

Я просто не знал…

– Эй, успокойся, – я опустился на пол возле него и, повинуясь все тому же странному порыву, прижал к себе, начав гладить по волосам, будто маленького мальчика. – Такое бывает, когда…

Я завис на полуслове. Бывает когда? Когда вытаскивают с полпути на тот свет? Когда неизвестный парень, с которым ты, по всей видимости, решил на скорую руку перепихнуться в дешевой гостинице, вместо этого впустил тебе в кровь смертельный яд и бросил подыхать, не удосужившись дать шанс на новую, иную жизнь?

Нужно рассказать ему правду. Сейчас.

Только с чего начать? Черт возьми, это не так уж и просто – сообщить кому-то, что он уже не тот человек, кем был еще утром. Что фактически он лишь прежняя форма былого себя, старая обёртка с модифицированной начинкой. Или… боже, как же я ненавижу это гребаное киношное слово!

Вампир.

– Емельян, посмотри на меня, – я отстранился и поддел его подбородок пальцем, чтобы наши глаза встретились. – Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

На него было жалко смотреть. Емельян очевидно был привлекательным, я бы даже назвал его красивым, в нем проглядывали приятные, но без перебора, мягкие женственные черты, но в тот момент, размякнув на полу моего туалета, он вызывал ассоциации лишь с падшим на самое дно парнем беспризорником, а его чумазое лицо смахивало на мешанину слез и прочих неуместных там жидкостей.

– Нет уж, подождет еще пять минут, сначала надо тебя умыть.

Я приподнялся и снял с крючка полотенце, намочил в прохладной воде и вернулся на место. Емельян прижался спиной к покрытой кафелем стене и наполовину сомкнул веки, хаотично всхлипывая и хлюпая носом. Уверенными мазками я быстро вытер грязь с его лица и откинул влажное полотенце в сторону.

– Так-то лучше, – с чрезмерным оптимизмом произнес я.

– Я умираю? – с дрожью в голове вновь спросил Емельян, уронив голову набок.

– Нет, – а был ли я сам в том уверен?

– Тогда почему я ощущаю… фак, я толком даже не могу это описать! – Лебедев с досадой стукнулся затылком о кафель и снова заплакал.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – я попытался взять его за руку, но он дернулся.

– Не ври! – проревел Емельян.

– Это правда. Я такой же, как и ты теперь.

Не знаю, откуда во мне этот прилив сострадания и нежности, но моя рука опять потянулась к Емельяну, на сей раз успешно. Я отметил, что его кожа все еще холоднее моей.

– Что это значит? – он немного сощурился, будто пытался разглядеть ответ в виде бегущей строки у меня на лбу.

– Ты помнишь, что произошло, когда вы с Максом оказались в том номере? – предпринял я очередную попытку всколыхнуть память Емельяна. Будет проще, если он сам свяжет события ночи с его нынешним состоянием.

– Я… наверное, я собирался с ним переспать, но меня мутило, и часть той ночи напрочь вылетела из головы. Кажется, он чем-то накачал меня. О господи… – Емельян хныкнул и, чего я не ожидал, уткнулся макушкой мне в плечо.

– Это не твоя вина, – я похлопал его по спине, но мне нужно, чтобы он говорил дальше. Я поднажал. – Он пытался изнасиловать тебя, верно?

Я почувствовал, как Емельян кивнул.

– Но ты дал отпор, и Макс разозлился, – я уже не спрашивал, а подводил к главному. – А после сделал нечто неожиданное. Емельян, все было так, как я говорю?

Он медленно поднял голову и уставился на меня. Его лицо исказила гримаса испуга и внезапного осознания.

– Он укусил меня, – подтвердил Лебедев, и его рука взметнулась к шее, щупая место укуса. Следы зубов затянулись, но шероховатые шрамы окончательно сойдут по прошествии трех-четырех дней. – Кирилл, я не понимаю…

– Емель, это прозвучит как бред, уж поверь, я сам проходил через это, но Макс – вампир. Его яд попал в твою кровь и запустил процесс обращения, однако он не закончил начатое, вероятно, потому что испугался того, что натворил. Он сбежал и бросил тебя умирать, пока хозяин гостиницы не вызвал полицию, обнаружив твое тело.

– Тело? – вопрос Емельяна от шока прозвучал на тон выше. – То есть я что… уже мертв?

– Не совсем. Я ввел тебе свою кровь, которая не позволила тебе умереть и инициировала трансформацию. Ее ты и чувствуешь, от этого тебе плохо, но скоро переход закончится и станет легче, поверь мне.

– Ты сам-то слышишь, какую херню мелешь? И как, объясни, я должен в это верить?

Самое идиотское в жизни реального вампира то, что ни один из классических элементов нашего бытия в действительности не имел ничего общего с книжными выдумками. Мы отражаемся в зеркале, едим чеснок, если пожелаем, не сгораем и не блестим золотом в первых рассветных лучах и не превращаемся в летучих мышей. Наши тела – живой, работающий организм, способный воспроизводить привычные процессы: мы употребляем обычную пищу, потому что испытываем голод; мы исторгаем из себя отходы жизнедеятельности; мы плачем и чувствуем физическую боль, возбуждаемся, трахаемся и кончаем, если уж на то пошло. Единственное, на что мы не способны – стареть и воспроизводить новую жизнь естественным путем. Мы не ожившие трупы: если ты умер, ни яд, ни кровь вампира тебя уже не спасет. Мертв значит мертв. Именно поэтому я дал Емельяну шанс. В нем еще теплились крохи жизни, угаснуть которой я позволить не мог.