Морин Джонсон - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга II

– Ты, должно быть, по-настоящему доверяешь Саймону, – медленно произнес маг.

– И как ты только узнал? – съехидничала Катарина. – Да, доверяю. Так, забери это. Хочу, чтобы они были у тебя. У меня с этим покончено.

Она взяла со стола старую монету и вложила ее в руку Магнуса – в ту же, в которой уже было зажато письмо Рафаэля Рагнору. Маг посмотрел на монету и на письмо.

– Уверена?

– Уверена. За прошлый год, за первый мой год в Академии, я зачитала это письмо чуть не до дыр. Оно напоминало мне, зачем я здесь и чего бы хотелось Рагнору. Я оказала другу большую услугу, и задача моя почти выполнена. Забирай.

Не возражая, Магнус убрал подальше письмо и приносящий удачу оберег, отправленный одним из его друзей другому. Оба уже мертвы.

Из комнаты Рагнора они с Катариной вышли вместе. Чародейка сообщила, что пойдет пообедает, и Магнус не смог удержаться от мысли, что это будет довольно опрометчивый поступок.

– Неужели ты не можешь заняться чем-нибудь безопасным и спокойным? Ну хоть на тарзанке попрыгать? – спросил он, скорее для вида. Катарина рассмеялась в ответ, и маг чмокнул ее в щеку. – Приходи попозже на чердак. Там будут Лайтвуды, и мне понадобится защита. Повеселимся.

Он развернулся и торопливо ушел, не желая даже появляться на пороге столовой и снова лицезреть склизкую лазанью.

Поднимаясь к себе, маг встретил Саймона. Тот шел вниз.

Магнус изучающе уставился на него. Его взгляд Саймона встревожил.

– Пойдем-ка со мной, Саймон Льюис, – скомандовал наконец маг. – Поболтаем.

Саймон вместе с Магнусом Бейном стоял на вершине одной из башенок Академии Сумеречных охотников и чуть взволнованно глядел на наступающие сумерки.

– Не понимаю… Мне всегда казалось, что эта башня какая-то перекошенная, будто вот-вот упадет. Но теперь…

– Ха, – отозвался маг. – Восприятие – такая странная штука…

Саймон не очень понимал, чего хочет Магнус. Нет, маг ему, конечно, нравился. Но между ними никогда не случалось разговоров по душам, а сейчас Магнус косился на него так, словно вот-вот спросит: «В чем же с тобой дело, Саймон Льюис?» Маг умудрился придать стильный вид даже потрепанной серой рубашке, которую надел сегодня. И Саймон думал, что Магнус слишком крутой, чтобы тратить свое время на него, Саймона.

Он бросил взгляд на Магнуса. Тот стоял около одного из высоких окон башни – стекол в нем, конечно, не было. Ночной ветер откидывал волосы мага за спину.

– Я когда-то сказал тебе, – начал Магнус, – что из всех людей, которых мы знаем, когда-нибудь останемся, возможно, только мы с тобой.

– Я не помню, – отозвался Саймон.

– А почему ты должен помнить? – спросил маг. – Пытаться остановить сумасшедшее торнадо, сметающее с лица земли всех, кого мы любим, ты больше не можешь. Теперь ты смертен. Хотя даже бессмертных можно уничтожить. Может быть, эта башня сейчас развалится, и все будут оплакивать нас с тобой.

Вид отсюда, конечно, открывался великолепный. Звезды ярко сияли над лесом, но от слов Магнуса Саймону захотелось поскорее спуститься вниз.

Маг полез в карман и извлек оттуда старую исцарапанную монету. В темноте надпись на ней невозможно было разглядеть, но она там точно была.

– Когда-то это принадлежало Рафаэлю. Помнишь его? – спросил Магнус. – Вампира, который тебя укусил?

– Только частично. Помню, как он говорит мне, что Изабель – героиня не моего романа.

Маг отвернулся, пытаясь скрыть улыбку, но не очень успешно.

– Как это похоже на Рафаэля.

– Еще помню… как я почувствовал, что он умер, – голос застревал у Саймона в горле, слова не хотели выходить наружу. Это были худшие из потерянных воспоминаний – когда ощущение памяти оставалось, а ее содержимое исчезло. Он чувствовал, что потерял что-то, не зная, что именно. – Рафаэль много значил для меня, но не знаю, любил ли он меня. И не знаю, любил ли я его.

– Он чувствовал ответственность за тебя, – объяснил Магнус. – И мне сегодня пришло в голову, что я, может быть, тоже должен чувствовать за тебя ответственность. Ведь это я провел тот обряд, который вернул тебе воспоминания; я направил тебя в Академию Сумеречных охотников. Рафаэль стал первым, кто ввел тебя в иной мир; я тоже стал первым, только мир на сей раз был другой.

– Я сам это выбрал, – сказал Саймон. – Ты просто дал мне возможность. Я не жалею о том, что сделал. А ты жалеешь, что вернул мне воспоминания?

Магнус улыбнулся:

– Нет, не жалею. Катарина тут просветила меня немного насчет того, что происходит в Академии. Кажется, ты прекрасно делаешь выбор и без меня.

– Стараюсь, – отозвался Саймон.

Ему хватило потрясений и от похвал Алека, и от кого-кого, а от Магнуса он точно не ожидал услышать подобных слов. Но на душе у Саймона вдруг стало тепло – хотя над башней, под кристально холодным небом, гулял ветер. Магнус не вспоминал об остатках его полузабытого прошлого – он говорил только о том, чем Саймон стал теперь и что сделал за прошедшее время.

Пусть ничего выдающегося он не совершил, но, по крайней мере, он пытался.

– Я слыхал о твоем приключении в Волшебной стране, – продолжал Магнус. – У нас в Нью-Йорке сейчас тоже проблемы с фейри – их торговцы фруктами совсем распоясались. Разумеется, одна из причин тому – сам Холодный Мир. Те, кому по определению не доверяют, перестают даже пытаться заслужить доверие. Но тут есть еще кое-что. Волшебная страна не должна оставаться без правил и правителей. А между тем королевы – союзницы Себастьяна – больше нет; никто не знает, почему она исчезла, – ходят лишь смутные слухи, но я не стану повторять их перед Конклавом, потому что, услыхав это, они лишь ужесточат наказание, и так наложенное на фейри. Маленький народец станет агрессивнее, совсем одичает, и ненависть между ними и нами будет только расти день ото дня. За плечами у тебя много бурь, Саймон. Но грядет еще одна, куда более страшная. Старые правила рушатся. Ты готов к этой буре?

Саймон молчал. Он не знал, что на это ответить.

– Я видел тебя с Клэри и с Изабель, – продолжал Магнус. – Я знаю, что ты на пути к Восхождению, что ты готов стать парабатаем и любить Сумеречного охотника. Но счастлив ли ты? И уверен ли ты в этом?

– Не знаю насчет уверенности, – ответил Саймон. – И не знаю, готов ли. Не могу сказать, что ни разу не испытывал сомнений. Не могу сказать, что никогда не мечтал повернуть все вспять и снова стать обычным подростком, играющим в группе в гараже у друга в Бруклине. Иногда мне кажется, что в себя очень трудно верить. Все время приходится сомневаться, по плечу ли тебе то, что ты делаешь. Приходится действовать, хотя ни в чем не уверен. Так что нет, мне не верится, что я могу изменить мир – даже обсуждать это, честно говоря, глупо… но я попытаюсь.