Николай Кузьмин - Пленник моря. Встречи с Айвазовским

В жизни Моцарты вызывают появление Сальери почти на каждом шагу. Последние задаются беспокойным вопросом:

И даже такой выдающийся колосс-титан в литературе, как наш Л. Н. Толстой, не избег общей печальной участи и одно время серьезно уличался нашей газетной «улицей» и г-жей Крепко с ее пресловутой комедией «Дотаевцы», имеющей будто бы, как первообраз, слышанный графом Л. Н. Толстым в ее чтении в Москве, слишком много сходства в идее и слоге (sic) с его «позднейшим» произведением «Власть тьмы», интересный отзыв о котором Айвазовского мы привели в VI главе. Замечательно, что неблагоприятное для И. К. одно время веяние критики слегка отразилось и на высоких лицах, продолжавших, однако, раскупать его картины. По этому поводу И. К. рассказал нам следующий анекдот. Однажды Айвазовский привез в Петербург целую коллекцию картин, на которые были назначены им высокие цены. На выставку этих картин в академию приехала великая княгиня Мария Николаевна; посмотрев их, она громко сказала: «На этот раз привоз устриц оказался неудачным». Великую княгиню Айвазовский, впрочем, считал своей «партизанкой».

Последний приезд И. К. Айвазовского в Петербург. Посещение И. К. Айвазовского. Разговоры с автором о новых картинах и об императоре Николае I. Айвазовский и Рафаэль. «Спаситель на берегу Галилейского моря». Письмо И. К. к автору. Бескорыстие Айвазовского. Новые картины его кисти в музее императора Александра III. На Парижской выставке 1900 г. Впечатления И. К. при посещении выставок. Поиски картин Репина и Вл. Маковского в академии. Проект постройки здания в Александровском саду и партийность художников. Вымыслы иностранцев об Айвазовском. Айвазовский – герой немецкого романа «В степях». Сказочная история.

Последний приезд И. К. Айвазовского в Петербург показал, что художник с годами не утратил прежней энергии и страсти в искусстве и остался таким же юным, каким вступал на арену искусства. Он целые дни проводил в осмотрах весенних выставок, прибыв вместе с женой Анной Никитишной в столицу, как раз в разгар их, в первых числах марта месяца. В эту пору в Петербурге было открыто более десятка художественных выставок, которые он посещал почти ежедневно. Два года Иван Константинович не был в Петербурге, и вот, приехав к нам опять, казалось, по-прежнему был совершенно бодрый старик, полный жизненной энергии и увлечения работой… Чуть не в первый же день приезда И. К. был у меня.

Иван Айвазовский со своей первой женой Юлией Гревс и дочерьми. Слева направо: Александра, Мария, Елена, Жанна

Первая фраза, которую все услышали от И. К. при его посещении, была: «Как и с лишним лет назад, так и теперь…»

– С какими новостями вы прибыли к нам с далекого юга? – спрашивали у маститого И. К. домашние.

– Какие у меня могут быть особенные новости! Пишу без устали все по-прежнему! Начал в декабре прошлого года четыре большие картины, несмотря на болезнь, – они уже готовы. Две из них остались в Крыму у знакомых, две привез с собой. Думаю их представить на суд петербуржцев и показать, что еще не перестал работать… Да и кроме того, у меня уже выставлены две небольшие картинки на академической выставке.

Два года не слышали наши художники откровенного мнения своего маститого учителя и товарища по поводу того, что происходит в их кружках в настоящее время, но вот И. К. Айвазовский приехал и заговорил. И как это всегда бывает, с той минуты как его не стало, еще больше значения, чем прежде, приобрело каждое им сказанное слово, каждая написанная им строка. Вскоре после его визита ко мне я, в свою очередь, просил посетить его, он прислал мне любезное письмо, приглашая «сделать честь и непременно быть у него теперь же на днях вечерком на Знаменской, д. 17». Через некоторое время я был у И. К.

При мне в зал вошел молодой художник, внук И. К. Айвазовского, М. П. Латри, выставивший несколько своих произведений на академической выставке, и И. К. познакомил меня с ним, заговорил, как должны работать молодые художники…

– На какой выставке вы думаете поместить свои картины? – спросил я И. К.

– Это пока неизвестно. Можете быть, и на академической, может быть, и на какой-либо другой.

– Так что, сами вы не предполагаете устроить отдельную выставку?

– Нет, вряд ли. У меня с собою новых картин только две больших и десять-двенадцать маленьких, а это недостаточно для самостоятельной выставки… Хотя… я, впрочем, еще не знаю…

С оживлением Иван Константинович показывал нам фотографические снимки с двух больших картин своей кисти. Одна из них изображала государя императора Петра Великого, подающего сигнал кораблю, застигнутому бурей. Петр стоит на финских шхерах. Небо озарено было блеском молнии. Страшные волны бросали корабль, как щепку. Другая изображала Иисуса Христа, идущего по берегу Галилейского моря. На воде виднелась лодка с рыбаками. Спаситель, по словам И. К., изображен им по Ренану – до крещения от Иоанна и 40-дневного поста в пустыне, читающим на берегу моря пергаментные свитки пророков, на лодке же ученики Иоанна Крестителя, озаренные заходящими лучами солнца. Картина интересна темой и, безусловно, нова и оригинальна по идее. Он очень любил эту картину и отвел для нее одну из лучших комнат на выставке.

Величина обеих картин была почти равная: каждая из них имела около 6 квадратных аршин.

– Решительно не знаю, где выставить две привезенные с собой большие картины, каждая по шесть с половиной аршин, – говорил И. К. – Теперь в Петербурге совсем нет хороших залов для художественных выставок. Я не одобряю освещения даже в залах обеих академий: художеств и наук. На моей громадной картине Петр Великий изображен с матросом, который подбрасывает ветки валежника в пылающий костер, очевидно, зажженный, чтобы показать плывущему вдалеке судну существование здесь камней. Картину на этот сюжет, где-то мною вычитанный, я написал в 1847 году для государя Николая Павловича. Картина ему очень понравилась.

– А ваше другое полотно?

– На нем на первом плане фигура Спасителя. Не удивляйтесь: я знаю, что меня всегда обвиняют в неудачном написании фигур; из этого ровно ничего не следует: общее достоинство картины от этого страдает очень мало. Рафаэль все-таки остается гением, несмотря на то, что около его дивных Мадонн поставлены деревья, похожие на какие-то прутики, а его лошади напоминают слонов. У меня Спаситель идет по берегу Галилейского моря, освещенного яркими, жгучими лучами. Он читает свиток, на который прямо падают эти лучи. Позади его видны фигуры учеников, около лодки. Эта картина должна служить контрастом первой: там – гром, молния, буря; здесь – ясное солнце, тишина и спокойствие.