Николай Серов - Символика цвета

В завершение можно резюмировать: в модели интеллекта сублимат желтого цвета характеризует хроматические черты женственного бессознания при нормальных условиях жизни и мужественного – при экстремальных.

Прежде чем начать разговор о золотом цвете, коснемся основных отличий блестящих и матовых поверхностей, отражающих какие-либо цвета. Так, еще Гёте отмечал, что золото в совершенно чистом виде дает нам, особенно если присоединяется блеск, новое и высокое представление об этом цвете; так же и яркий желтый оттенок, выступающий на блестящем фоне, производит великолепное впечатление. И сегодня нередко считают, что насыщенный желтый цвет вообще выигрывает при блестящей окраске и проигрывает при матовой.

Современное цветоведение основывается на экспериментальной проверке этого мнения. Помимо цветового тона, насыщенности и светлоты на восприятии существенно сказываются глянцевость или матовость отражающей цветовой поверхности. В определенных условиях наблюдения эти факторы могут даже менять видимую насыщенность или цветовой тон независимо от распределения энергии в спектре источника света.

Так, матовая поверхность нередко может казаться более белесой, чем ее реальный цвет, из-за того что имеет множество мелких бликов, сливающихся в одно – слегка осветляющее – целое. Вероятно, поэтому у Н. Д. Нюберга [12]сложилось впечатление, что блестящие цвета можно отнести к твердым материалам, а матовые – к мягким.

Цвет освещения может быть узнан по цвету бликов на блестящих поверхностях. Однако, согласно данным С. В. Кравкова, от блеска страдает различительная чувствительность глаза, ибо блеск поля оказывает слепящее действие и снижает остроту зрения.

Различие блестящих и матовых поверхностей состоит в их отражательной способности. Блестящие отражают свет преимущественно в одном направлении, тогда как матовые – во всевозможных. Вследствие этого при одинаковом коэффициенте отражения матовые поверхности дают большую освещенность, чем блестящие той же площади.

Ватикан. Собор Святого Петра

Блеск золота как блестящего желтого цвета всегда воспринимался человеком как светоносность, как застывший солнечный свет. Но золото с древнейших времен – богатство, а следовательно, и власть, и укрепляющая ее вера. Так, Будда предстает непременно золотым во множестве скульптурных и живописных изображений.

Экстрасенсы усматривают в золотистых цветах ауры крепкое здоровье и благополучие. Такие люди способны позаботиться о себе, редко волнуются и легко учатся. Они обладают живым умом, радостны, дружелюбны, готовы оказать помощь.

Из золота делалось множество ювелирных украшений и у египтян, и у евреев (особенно во времена Соломона), и у греков. Многие греческие скульптуры были инкрустированы золотом и другими драгоценными материалами. Как писал Платон, даже то, что раньше казалось безобразным, после того как украсится золотом, представится прекрасным.

В раннем христианстве самыми прекрасными считались те цвета, которые больше блестят, то есть те, которые больше причастны к свету, ибо «царь цветов – свет». Такое отношение к цвету сохранялось до позднего средневековья. Святой Петр – хранитель веры, заступник людей перед Богом – часто изображался в золотых ризах.

«Золото полуденного солнца, – считал князь Трубецкой, – из цветов цвет и из чудес чудо. Все прочие краски находятся по отношению к нему в некотором подчинении и как бы образуют вокруг “чин”». Золотой фон – вот первое, что появляется, когда иконописец создает икону. Мастер как будто воспроизводит образ сотворения мира: как божественный свет вызывает к жизни видимые формы, так и «света» иконы рождают ее изображение.

Действительно, золотое сияние, окутывая изображаемое событие облаком ирреального света, удаляет его от зрителя, возвышает над эмпирией суетной жизни. В художественной структуре мозаичного изображения и иконы золото фонов и нимбов выступало важным гармонизирующим фактором, подчиняющим себе весь цветовой строй изображения.

Как отмечает историк и теоретик искусства И. Е. Данилова, в древнерусской живописи золото сохраняло свое значение (как и в западноевропейской) овеществленного света. Художники Возрождения не любили золото; они видели в нем не только характерный признак варварского средневекового прошлого, но и наиболее иррациональное, неподвластное воле художника живописное средство.

Теоретики Возрождения нередко даже порицали художников, использовавших золото, требуя, чтобы они изображали его желтыми красками. Это бы, по их мнению, создавало истинную живописную иллюзию блеска и не связывало художников иррациональными эффектами золота с его собственной – свободной от кисти – световой жизнью.

К примеру, Леон Альберти отмечал, что некоторые позолоченные поверхности сияют там, где они должны быть темными, и кажутся темными там, где они должны быть светлыми. Леонардо да Винчи также писал, что истинный цвет каждого цвета обнаруживается в той части, которая не заслонена тенью любого качества и не блестит, если тело полированное. Уже в Новое время Делакруа подчеркивал: «Золотой фон совсем затирает фигуры и нарушает гармонию живописи. Он навязчиво выпирает, лишая картину фона, который должен служить интересам целого».

И эти мнения сегодня имеют достаточно серьезное обоснование. Согласно экспериментальным данным С. В. Кравкова, всякое яркое раздражение, падающее на сетчатку глаза, рефлекторно вызывает двигательный импульс, заставляющий направить взор на это яркое поле. От ярких раздражителей в поле зрения возникают заметные образы, мешающие последующему восприятию.

Ангел Златые власы (Архангел Гавриил), 2-я половина XII века

Волосы ангела выполнены в технике ассиста сусальным золотом: по каждому волоску проложена золотая нить, отчего икона сияет божественным светом.

В России же иконописный золотой фон воспринимался несколько иначе. Так, Павел Флоренский в статье «Храмовое действо как синтез искусств» отметил: «Золото – варварское, бессодержательное при дневном рассеянном свете – волнующимся пламенем лампады или свечки оживляется, ибо искрится мириадами всплесков, то там, то здесь давая предчувствие иных, неземных светов, наполняющих пространство. Золото – условный атрибут мира горнего, нечто надуманное, аллегорическое в музее, есть живой символ, есть изобразительность в храме с теплящимися лампадами и множеством свечей».