Джон Грин - Многочисленные Катерины

– Хочу собрать устные свидетельства очевидцев об истории Гатшота для будущих поколений. Раньше я поручала брать интервью работникам фабрики, но ничего хорошего из этого не вышло. Все только и судачили о том, кто что сказал, а что не сказал. Но вам, надеюсь, все равно, любила ли Элли Мэй своего мужа, когда вышла за него в тридцать седьмом году. Поэтому я решила поручить эту работу вам. И помогать вам будет Линдси, потому что она вызывает доверие.

– Я честная, – кинула Линдси.

– Нет сомнений, дорогая. В общем, если жителей нашего городка разговорить, то их уже не остановишь. Мои условия: шесть часов интервью каждый день. Но постарайтесь вытащить из них настоящую историю города. Хочу сделать это для своих внуков, а не для того, чтобы сплетни разносить.

– Херня, – кашлянув, пробормотала Линдси.

Холлис вытаращила глаза:

– Линдси Ли Уэллс, сию же секунду положи четвертак в матюгальник!

– Говно, дерьмо, херня. – Выдав эту тираду, Линдси подошла к камину и положила доллар в стеклянную банку. – У меня нет мелочи, Холлис, – объяснила она.

Холлис сердито посмотрела на дочь, а Колин не смог удержаться от смеха.

– Ладно, идите, – сказала Холлис. – Возьмете интервью и к ужину возвращайтесь.

– Подожди, а кто откроет магазин? – спросила Линдси.

– Я пошлю Колина.

– Но я же должен брать интервью, – удивился Колин.

– Другого Колина, – пояснила Холлис. – Бойфренда, – она вздохнула, – Линдси. На работу он все равно не ходит. Ну, идите, идите.

За рулем Сатанинского катафалка сидел Гассан.

– Нет, вы слышали, – сказала Линдси. – «Бойфренда – вздох – Линдси». Она все время так говорит: «Бойфренда – вздох – Линдси». Трагедия какая! Ладно, слушайте, высадите меня у магазина, о’кей?

Гассан поднял глаза к зеркалу заднего вида:

– Ни за что! Так обычно ужастики начинаются. Мы тебя высадим, зайдем в незнакомый дом, и через пять минут какой-нибудь психопат оттяпает мне яйца своим мачете, а его жена-шизофреничка заставит Колина отжиматься на горячих углях. Нет уж. Ты поедешь с нами.

– Но я же не видела Колина со вчерашнего дня!

– Вообще-то Колин сидит рядом со мной и читает «Дон ЖУАНА». А, ну да, ты же встречаешься с Другим Колином, также известным как ДК.

На самом деле Колин уже отложил книгу и слушал Гассана. Ему казалось, что Гассан его защищает. Но с Гассаном никогда нельзя сказать наверняка.

– Я к чему, – продолжил Гассан. – Мой друг Колин – главный Колин. Равных ему нет. Колин, скажи «уникальный» на всех языках, какие знаешь.

Колин легко справился с задачей:

– Unico, unico, einzigartig, unique, уникальный, singularis, farid… [44]

Его накрыло волной признания, и даже спина зачесалась, будто там крылья прорезались.

Линдси улыбнулась – Колин видел это в зеркале.

– Ох, вокруг сплошные Колины… А что, неплохо: один будет говорить со мной по-французски, а другой – по-французски целовать.

Посмеявшись над собственной шуткой, она сказала:

– Ну ладно, поеду с вами. Мне вовсе не хочется, чтобы Колину оттяпали яйца. Ни тому, ни другому. Но потом все равно отвезете меня в магазин.

Проехав мимо забегаловки, которую Линдси назвала «Taco Hell», хотя никакой вывески там не было, они свернули в переулок и остановились около одноэтажного домишки.

– Сейчас все на работе, – объяснила она. – Но Старнс должен быть дома.

Старнс встретил их у порога. У него не было нижней челюсти, но он все же попытался улыбнуться.

– Как дела? – спросил он, обращаясь к Линдси.

– Я всегда рада тебя видеть, Старнс, – сказала она, обнимая его.

Глаза старика загорелись, и Линдси представила ему своих приятелей.

Заметив, что Колин смотрит на его лицо, Старнс коротко объяснил:

– Рак. – И добавил: – Ну, проходите, проходите.

В доме пахло пылью и необструганными досками. И еще – смутными воспоминаниями, подумал Колин. Совсем как в подвале дома K. XIX.

Этот запах напомнил ему о том времени, когда она его любила (хотелось бы верить в это), и он снова ощутил сильную боль в животе. Он зажмурился и подождал, пока она пройдет. Но боль не проходила.

Начало конца

Катерина XIX еще не была девятнадцатой, когда они в третий раз остались наедине. Хотя все говорило о благоприятном исходе, он не мог решиться спросить ее, не против ли она встречаться с ним, и уж точно не мог наклониться и поцеловать ее. Колину этот шаг всегда давался с трудом. На сей счет у него была своя теория, которая называлась Теорией минимизации возможности отказа (ТМВО).

Наклон корпуса с целью поцеловать кого-либо или просьба об этом чреваты возможностью отказа, поэтому наклоняться или просить должен тот, для кого отказ наименее вероятен. В случае школьных гетеросексуальных отношений такой человек – неизменно девочка. Вдумайтесь: мальчики хотят целовать девочек. Всегда. Не считая Гассана. Редко встретишь придурка, который думал бы: «Ну, сегодня я целоваться с девочками не буду».

О поцелуях нормальный мальчик перестает думать, только если с ним случится что-то совсем уж непредвиденное, например, волосы на голове загорятся. Девочки же, когда дело доходит до поцелуев, непредсказуемы. Иногда они хотят целоваться, иногда – нет. Девочки – неприступные крепости непредсказуемости.

Следовательно, именно девочки всегда должны делать первый шаг, поскольку a) им отказывают гораздо реже, чем мальчикам, и б) в этом случае девочкам не придется целоваться, если они этого не хотят.

К несчастью для Колина, поцелуи не поддавались логике, поэтому, если честно, его теория не работала. Но Колин всегда так долго тянул с первым поцелуем, что ему почти не отказывали.

В ту пятницу он позвонил после школы Катерине XIX и пригласил ее на следующий день попить кофе; она согласилась. Две их первые встречи тоже прошли в этой кофейне и были исполнены такого сексуального напряжения, что от малейшего прикосновения Катерины у Колина бегали мурашки по спине. Он специально клал руки на стол, потому что хотел, чтобы она коснулась их.

Кофейня располагалась в паре миль от дома Катерины и через четыре дома от дома Колина. Она называлась «Кафе Сель Мари», и там подавали лучший кофе в Чикаго, но Колину было все равно, потому что ему кофе не нравился. Точнее, ему нравилась сама идея – бодрящий напиток много веков ассоциировался с интеллектуальными обладателями изысканного вкуса. Но на вкус этот напиток напоминал ему желудочный сок с кофеином.

Однако Колин нашел способ избавиться от неприятного вкуса, добавив в чашку тройную дозу сливок, из-за чего Катерина весь вечер подшучивала над ним. Сама она, разумеется, пила черный кофе. Все Катерины пили кофе без сливок. Вероятно, они ценили в нем то же, что и в расставаниях: горечь.

Несколько часов спустя, когда они выпили четыре чашки кофе на двоих, Катерина захотела посмотреть с ним кино.