Джон Грин - Многочисленные Катерины

Колин засмеялся, но в остальном проигнорировал эту тираду.

– Проверь меня и Колина, – тихо сказала Линдси, опустив взгляд на свои загорелые коленки. – Другого Колина, – добавила она.

Так Колин и сделал. Он сел на диван и положил на колени книгу, а потом вытащил блокнот и карандаш. Вписывая переменные, он сказал:

– Да, учти, измена – это все равно что расставание. Не расстраивайся, просто так устроена теорема.

– Логично, – коротко ответила Линдси.

Колин так долго работал над теоремой, что с первого взгляда на числа знал, как будет выглядеть график, но все же тщательно отметил все нужные точки.

Когда он показал ей, что получилось, Линдси спросила:

– Подожди, а вот это что?

– Это ДК тебя бросает, – ответил Колин.

– Значит, работает, – равнодушно сказала она. – Странно… Мне грустно, но не из-за него. Мы расстались, а я чувствую только… облегчение.

– Облегчение – эмоция Бросальщиков, – обеспокоенно заметил Колин.

Линдси спрыгнула с бильярдного стола и плюхнулась рядом с Колином.

– Я только что поняла, что не хочу встречаться с подонком, который меня даже не привлекает. Это два отдельных озарения: я не хочу встречаться с подонками, и меня на самом деле не привлекают накачанные мускулы. Хотя в доме престарелых я расплакалась как двухлетка, так что облегчение, наверное, временное.

Гассан выхватил блокнот из рук Колина:

– Вау, она в самом деле работает.

– Я знаю.

– Слушай, не хочу портить тебе праздник, но ты доказал то, что мне и так было известно – что футболисты умеют забивать голы, а Катерины бросают Колинов так же, как Гассаны едят монстробургеры: жадно, часто и с большим удовольствием.

– Ну, настоящее испытание теоремы – предсказание развития отношений, – признал Колин.

– Эй! – Линдси словно что-то вспомнила. – Спроси Гассана, что он делал в этой комнате за двадцать минут до твоего прихода.

– Что ты делал в этой комнате за двадцать мин…

– Кафир, не воспринимай все так буквально, – сказал Гассан. – Я сидел в Интернете.

– В Интернете? Зачем?

Гассан встал, улыбаясь разбитой губой, потрепал шевелюру Колина, направился к выходу, но в дверях остановился и сказал:

– Мы с палкой-громыхалкой решили задать жару в колледже.

Колин открыл рот, собираясь ему ответить, но Гассан предупредил его:

– Я записался только на два курса осенью, так что ты не шибко радуйся. Нужно начать с малого. Не говори мне, как ты рад. Я сам знаю [83].

В утро четверга Колин проспал петухов, а проснулся оттого, что Линдси вскочила на его кровать и закричала:

– Вставай! Мы едем в Мемфис!

Она ловко подпрыгнула, приземлилась попой на матрас и пропела:

– Мемфис, Мемфис. Мы не пойдем работать, а поедем в Мемфис! Шпионить за Холлис и узнать, почему она так резво наполняет матюгальник.

– Угу, – притворно сонно пробормотал Колин.

Когда Колин спустился вниз, Гассан уже успел встать, одеться и поесть. За пару дней его лицо почти восстановилось. Он ворошил кипу бумаг.

– Помоги найти адрес склада, кафир, – громко сказал он. – Я уже запутался в этих таблицах.

Колину потребовалось примерно тридцать секунд, чтобы найти адрес склада в Мемфисе. Он нашел его в деловом письме, адресованном «Гатшот Текстайлс инкорпорейтед».

Чуть позже Гассан закричал:

– 2246 Бульвар Триал, 37501, Мемфис, Теннесси. В Map quest!

И Линдси Ли Уэллс крикнула ему в ответ:

– Отлично! Молодец, Гассан!

– Ну, чисто технически, я первый нашел адрес, – заметил Колин.

– Да ладно, признай мои заслуги. У меня и так выдалась тяжелая неделя, – сказал Гассан, театрально рухнув на диван. – Кстати, зацени, Одинец. Ты единственный Брошенный в доме, которого на днях не бросали.

Это было правдой. Но поскольку Гассан мигом позабыл о Катрине, а Линдси утром вбежала в его комнату, весело напевая песенку, Колин считал, что имеет право носить звание Самого Опустошенного Брошенного в этом доме. Но он должен был признать, что ему не очень-то и хотелось, чтобы K. XIX вернулась к нему. Ему хотелось, чтобы она позвонила, хотелось, чтобы она по нему скучала. Но ему и без нее было неплохо. Одинокая жизнь еще никогда не казалась ему такой интересной.

Гассан крикнул «водитель», а Линдси – «пассажир», так что Колину пришлось удалиться на заднее сиденье собственной машины, где он свернулся калачиком у окна и читал «Симор. Введение» Сэлинджера. Он дочитал ее в тот момент, когда на горизонте показалась панорама Мемфиса. Не Чикаго, конечно, но Колин соскучился по небоскребам.

Они проехали в ту часть города, которая будто бы целиком состояла из низеньких домишек. Окон в них почти не было. Табли чек, помогающих разобраться, что находится внутри зданий, было еще меньше, чем окон. Линдси жестом указала на одно из них, и Гассан заехал на пустую четырехместную парковку.

– Ты уверена, что это склад?

– Адрес тот, что ты нашел, – ответила Линдси.

Они зашли в маленький офис. На ресепшене никого не было, поэтому они вышли оттуда и обошли склад со стороны.

Было жарко, но ветрено. Колин услышал урчание и, подняв глаза, увидел бульдозер позади склада. За бульдозером – погрузчик, на котором стояли три большие картонные коробки. Колин нахмурился.

– Холлис не видно? – прошептала Линдси.

– Нет.

– Спроси вон тех мужиков, не слышали ли они о «Гатшот Текстайлс».

Колину не особенно нравилось разговаривать с работягами-незнакомцами, но он все же молча двинулся выполнять поручение Линдси.

Бульдозер зачерпнул ковшом последнюю кучу земли и отъехал в сторону, уступив место погрузчику. Погрузчик подъехал к яме, и Колин тоже подошел к ней.

Он стоял на расстоянии плевка от ямы [84], когда погрузчик остановился, и его водитель вышел и сбросил в яму первую коробку. Она с грохотом упала. Колин подошел ближе.

– Как жизнь? – спросил его невысокий черный мужчина с сединой на висках.

– Неплохо, – ответил Колин. – Вы работаете в «Гатшот Текстайлс»?

– Угу.

– И что вы бросаете в эту яму?

– А тебе-то что, яма ж не твоя.

Колин замялся, яма и правда ему не принадлежала. Поднялся ветер, и их накрыло облако пыли. Колин повернулся на 180 градусов и увидел, что Гассан и Линдси быстрым шагом идут к нему.

В яму с грохотом обрушилась еще одна коробка, но он не обер нулся. Он не хотел, чтобы в глаза попала пыль.

Но потом все же обернулся, потому что в воздух поднялась не только пыль. Коробка лопнула, и вверх взлетело облако из тысячи плетеных шнуров для тампонов. Они были похожи на рыб-игл или яркие лучи белого света. Колин подумал об Эйнштейне. Эйнштейн, стопроцентный гений (который совершенно точно никогда не был вундеркиндом), доказал, что свет парадоксальным образом может вести себя как частица и как волна. Раньше Колин не понимал, как такое возможно, но теперь вокруг него порхали тысячи шнуров, которые в самом деле были одновременно тонкими лучами и колышущимися волнами.