Федор Андрианов - Спроси свою совесть

Судья объявил десятиминутный перерыв перед дополнительной пятиминуткой. Игроки даже не пошли в раздевалку, а просто вышли с площадки и остановились — каждая команда под своим щитом. Кто-то из болельщиков сбегал в школу, притащил ведро воды и кружку. Ребята попили и сполоснули лица. Вытерлись майками. Все молчали — говорить не хотелось, так велика была усталость.

Женька посмотрел на Нину. Её взволнованное лицо удивило его. Конечно, исход встречи был и ему не безразличен, но чтобы так переживать — было бы из-за чего!

— Проиграют теперь наши! — с подавленным вздохом произнесла Нина и отвернулась.

Решение пришло сразу. Вот он, выгодный случай повысить свой авторитет в её глазах.

— Проиграют? Ну, это ещё посмотрим! — с вызовом сказал он и пошёл прямо через площадку под щит, где собралась вся школьная команда.

Женька подошёл к Ивану. Тот сидел, обняв свои колени и почти уткнувшись в них лицом. Женька тронул его за плечо. Иван устало поднял голову.

— Ты меня в протокол встречи записал? — спросил Женька.

Иван молча кивнул.

— Порядок! — удовлетворённо сказал Курочкин и повернулся к Серёжке: — снимай майку, я выйду за тебя?

Серёжка вопросительно взглянул на капитана. Тот сидел, всё так же уткнувшись в колени. Обида на Женьку за отказ играть ещё не прошла, и в первую секунду Иван хотел коротко ответить: «Обойдемся!» Но сказать так — это почти наверняка проиграть, а проигрывать не хотелось. Кроме того, может быть, Женька ни в чём не виноват — сердце такая вещь, что с ним нужно поосторожнее…

Додумывать Иван не стал. И Женька, и вся команда ждали его решения. Он поднял голову и спросил:

— А сердце?

— Пять минут — не сорок, ничего не будет! — бодро ответил Женька.

— Ладно, одевайся!

Когда Женька в потемневшей от Серёжкиного пота майке появился на площадке, болельщики школы радостно зашумели. Шансы на победу, бывшие до этого крайне мизерными, значительно выросли.

А Женька был, что называется, в ударе. Ему удавалось всё: и замысловатые финты, и быстрые проходы под щит, и дальние броски. Может быть, сказалось его большое желание отличиться в глазах Нины, а вернее, просто игроки обеих команд устали, и на этом фоне игра Женьки выглядела особо эффектно. Как бы то ни было, но почти с самого начала дополнительного времени даже у самых заядлых скептиков не оставалось никаких сомнений в победе школьников, а к концу разрыв достиг 16 очков. Когда прозвучал финальный свисток судьи, болельщики снова ринулись на площадку. Они обнимали игроков, хлопали по их пропотевшим спинам, потом подхватили Женьку Курочкина и начали качать. Взлетая над их головами, Женька старался глазами отыскать в толпе Нину: видит ли она его триумф?

Напрасно судья пытался навести какой-то порядок и выстроить команды для заключительного приветствия: болельщики заполнили площадку. Тогда он махнул рукой, повернулся и пошёл в школу, в раздевалку. За ним, окруженные болельщиками, усталой походкой хорошо поработавших людей направились игроки обеих команд.

В раздевалке к Сергееву подошёл защитник, сбивший его в конце основного времени. Он смущённо потоптался и, немного запинаясь, сказал:

— Прости, товарищ, что сшиб тебя.

Иван устало махнул рукой:

— Ладно уж. Сам понял, что нехорошо сделал? Ну и ладно. В следующий раз так не делай.

— А ты молодец! — неожиданно проговорил защитник. — После первого мазка, я думал, ни за что второй мяч не положишь.

Иван молча зашнуровывал ботинки. Говорить ни о чём не хотелось, напряжение игры сменилось душевной пустотой.

— С победой, Ваня!

Сергеев поднял голову. Перед ним стоял вырвавшийся наконец из объятий болельщиков Женька Курочкин, а рядом с ним — Нина. Синие глаза её излучали тепло. «Так вот чьи это глаза были!» — запоздало сообразил Иван, а Курочкин возбуждённо тараторил:

— А здорово мы их разложили! Жаль, что не смог я с самого начала играть, а то бы мы очков тридцать им дали! Ну, ничего, в следующий раз дадим, лишь бы сердце меня снова не подвело.

Сергеев болезненно поморщился. Нет, на Женьку он совсем не сердился — может, и правда ему нельзя играть. Сам никогда не хвастаясь, больше всего он не любил этого в других. А Женька ничего не замечал:

— Нет, а Ирка-то, Ирка какова! Соизволила почтить матч своим присутствием ровно на полминуты. «Какой счёт? Ах, наши проигрывают?» — и от ворот поворот!

— А разве она была? — постарался как можно безразличнее спросить Сергеев.

— А как же! С братом приходила.

Женька ещё что-то продолжал говорить, но Иван уже не слушал его. «С братом, с братом!» — радостно стучало в его голове. «Чего это я радуюсь? — внезапно подумал он. — Ну, и что же из того, что с братом? Мне-то не всё равно?» Но, очевидно, действительно было не всё равно, радостный голос в душе продолжал твердить: «С братом! С братом!»

«Уж не влюбился ли я?» Тревожная мысль подхлестнула сердце, и оно забилось гулко и взволнованно. «Глупости!» — отмахнулся он, но ехидный голосок подтвердил: «Конечно, влюбился!» «Ну, а если и влюбился, что тогда?» — оборвал его Сергеев, и ехидный голосок сразу замолк.

— Ты что, оглох, что ли? — услышал он Женьку Курочкина. — Третий раз спрашиваю: домой пойдёшь?

Иван поднял голову. Нина выжидательно смотрела на него. Было в её взгляде что-то светлое и радостное, и Сергееву неожиданно стало не по себе, словно он взял что-то у этой тонкой девушки и отдать не может.

— Пошли, — буркнул он, поднимаясь на ноги.

Они вышли в школьный двор. Болельщики всё ещё не расходились. Разбившись на группки, они оживлённо обсуждали все перипетии прошедшего матча.

— А свинья этот защитник, — негромко проговорила Нина, тронув Ивана за рукав небрежно накинутого на плечи пиджака.

— Ну, свинья — это чересчур громко, — пожав плечами, спокойно ответил Сергеев. — Просто увлёкся парень игрой. Он и сам не ожидал, что так получится.

— Нет, свинья! Знаю я таких! На любую подлость готовы, лишь бы не проиграть!

— Баскетбол — это не балет! — вмешался в разговор Курочкин. — Там иногда грубят.

— Гнилая теория! — зло повернулась к нему Нина. — Спорт — это, если хотите, тоже искусство, а искусство всегда должно быть красивым! А какая же красота в грубости? Грубят только те, у кого самолюбия больше умения. Не может честно победить — ломай противнику руки и ноги. Так, что ли?

— В игре всякое бывает, — примиряюще произнёс Сергеев. Им овладело какое-то умиротворяющее, спокойное настроение. Ему не хотелось ни спорить, ни слушать споры.

— Бывает, когда на площадку выходят такие вот игроки, как этот защитник! — не сдавалась Нина.

Сергеев ничего не ответил. Прохладный октябрьский ветерок теребил на его высоком лбу непокорную прядку тёмных волос. Нине вдруг захотелось тоже потрогать эту прядку, взъерошить жёсткие упрямые мальчишеские волосы. Она тряхнула головой и рассмеялась…