Федор Андрианов - Спроси свою совесть

— Домой пора, — прошептала она, поправляя шапочку. Потом взяла его под руку, доверчиво прижалась плечом, и они опять пошли вниз по улице.

Шли молча, время от времени поглядывая друг на друга. Ира улыбалась и, наконец, не сдержавшись, фыркнула.

— А теперь чему смеёшься? — спросил Иван.

— Так. Вспомнила твой подарок, — улыбаясь, ответила Ирина. — «Сердце на ладони». Это про таких, как ты, наверное. У которых вся душа нараспашку.

— А тебе хотелось бы, чтобы я хитрил и притворялся? — обиженно проговорил Иван.

— Дурашка ты мой, — ласково сказала Ирина и теснее прижала его руку к себе. — Именно таким вот тебя и люблю.

Впервые между ними было произнесено это слово. И хотя сказано оно было просто и тихо, для Ивана оно прозвучало праздничным звоном колоколов, на мгновение даже оглушив его. Он склонился к руке Ирины и прижался губами к светлой полоске кожи, белеющей между варежкой и рукавом пальто.

— Ты чего? — спросила она, не отнимая руки.

— Я тебя тоже люблю! — тихо и торжественно, как клятву, произнёс Иван.

— Я знаю, — просто ответила Ира.

Они шли молча. После сказанного все другие слова казались лишними, серыми. Наконец Ира заговорила:

— Ты заметил, какой Курочкин сегодня тихий был? Сам на себя не похож.

Иван кивнул.

— Надеялся, наверное, что Чернова придёт. А она не пришла. Вот и переживал.

Ивану на эту тему говорить не хотелось: он хорошо помнил вчерашнюю размолвку из-за Женьки.

— Помочь бы ему чем-нибудь надо, — сочувственно произнесла Ирина.

Иван только пожал плечами: чем и как можно помочь человеку в этом случае! Ещё навредишь нечаянно.

— Ну, я пришла, — остановилась Ира. Иван попытался задержать её руку, но она освободилась и легко взбежала на крыльцо.

— До завтра! — крикнула, обернувшись.

— До завтра! — ответил Иван.

Дождавшись, когда она скрылась за дверью, отправился домой. Настроение у него было самое прекраснодушное. Он понимал заботу Ирины о Женьке: когда сам счастлив, хочется, чтобы и всем другим вокруг было так же хорошо. Только в самом деле, как они могут помочь Женьке. Да и не верит Иван в его любовь, уж очень Женька легковесный человек, не может у него быть ничего серьёзного.

Но Сергеев ошибся: на сей раз у Курочкина, действительно, было что-то серьёзное или, во всяком случае, необычное. К любви Женька относился легко, усвоив в какой-то мере взгляды своей матери. Та ещё с ранних Женькиных лет причитала над единственным сыночком:

— Красавчик ты мой писаный. Подрастёшь — все девушки по тебе сохнуть будут!

Шли годы, и пророчество матери начинало сбываться. Высокий, со светлыми вьющимися волосами, всегда хорошо одетый, остроумный и весёлый, Женька Курочкин всегда был в центре компании. У него всегда имелись деньги, он мог в любое время пригласить понравившуюся ему девушку в кино или на танцы. Всё это приносило ему лёгкие успехи в отношениях с девушками. Избалованный их вниманием, Женька ещё с шестого класса спрягал во всех наклонениях глагол «люблю», но ещё ни разу не встречался с настоящим чувством.

И вот оно пришло. Первоначально новенькая понравилась ему только внешне: светлые пепельные волосы и удивительно тёмные синие глаза. «Смазливая девица», — подумал Женька, когда впервые увидел Нину. Верный себе, он решил сразу же произвести на неё неотразимое впечатление, но, к своему удивлению, получил неожиданный отпор. Не подействовало его «умопомрачающее», как он сам говорил, красноречие и остроумие.

Тогда Женька решил действовать иначе. Во время уроков он не сводил с Нины «пламенного» взгляда, на переменах всегда старался быть недалеко от нее, отпускал блистательные остроты или высказывал глубокомысленные фразы. Но безуспешно. Больше того, однажды он слышал, как Нина бросила вскользь:

— Вот шут гороховый!

Не оставалось почти никакого сомнения, что этот сверхнелестный эпитет направлен именно в его адрес. И тогда Женька растерялся. Впервые он встретился с девушкой, которая понравилась ему, но не обращала на него никакого внимания. Оскорбленное самолюбие требовало ответить взаимным безразличием, «наплевать и забыть», как любил говорить Женька. Но это оказалось не так-то просто. Чем категоричнее приказывал он себе, игнорировать «зазнавшуюся красотку», тем сильнее ему хотелось постоянно быть рядом с ней, разговаривать, просто смотреть на неё. Напрасно он твердил себе, что нужно «высоко держать знамя мужского самолюбия», — нахлынувшее чувство было сильнее его.

И тогда Женька на всё махнул рукой и целиком отдался этому чувству. Все обложки его тетрадей были теперь исписаны одним словом «НОЧЬ», причём все буквы — заглавные. Никто: ни учителя, иногда заглядывавшие в тетради, ни ученики — не могли догадаться, что в этом слове зашифрованы две буквы, которые в последнее время так нравилось писать Женьке, это буквы Н и Ч.

Затем Женька записался в химический кружок. Не потому, что он вдруг полюбил химию и хотел больше знать. Просто в этом кружке занималась Нина.

Впрочем, из кружка он скоро был изгнан с позором за то, что при помощи бертолетовой соли и железных опилок устроил такой взрыв, что вылетело стекло в окне. И хотя сам вставил стекло и клятвенно заверял, что подобное никогда не повторится, учительница химии была неумолима, заявив, что безопасность других участников кружка для неё гораздо дороже проблематичных успехов Курочкина в изучении химии.

Наконец Женьке повезло. Ирина организовала баскетбольную команду девушек, в которую вошла и Нина, и он сразу же высказал добровольное согласие вместе с Иваном Сергеевым тренировать эту команду. На ехидное замечание Ирины: «А как же сердце?», он галантно расшаркался, приложив руку к груди, и ответил:

— Сердце моё принадлежит вам, девушки.

— Всем? — не преминула уколоть Лида Норина и понимающе покосилась на Нину. — Или кому-нибудь одной?

— Конечно же, всем! — поспешно заверил Женька.

— Жаль! — томно вздохнула Лидка.

Тренировались по вторникам и субботам. Женька рассчитывал, что после тренировок он сможет провожать Нину домой, будет с ней наедине. Но и эта надежда не оправдалась. Когда они шли домой, всегда вместе с ними были или Толька Коротков, или Сергеев с Ирой. Вместе они доходили до Нининого дома, она весело прощалась со всеми и убегала.

Женька несколько раз пытался придумать предлог, чтобы задержать её: то затевал разговор о тактике в баскетболе, то предлагал всем вместе идти на старую кинокомедию с участием Филиппова, но ничего путного из этого не получалось. Так продолжалось день за днем, и, наконец, Женька отважился на решительный и окончательный шаг. В этот день он был дежурным по классу. Ещё дома он написал короткую записку, тщательно обдумав каждое слово: