Лаура Кнайдль - Не. Отпускай меня

Но Лука не двигался с места, пока один из полицейских не схватил его за руку и насильно не стащил с Алана, в то время как молодой сотрудник услужливо протянул руку Алану.

Я с ужасом наблюдала сцену, которая разыгрывалась на моих глазах. Это было неправильно. Совершенно неправильно. Словно в моих кошмарах, я увидела, как Луке надевают наручники. Луке, не Алану.

— Нет. — Мне казалось, что я прошептала это слово, но, должно быть, на самом деле я сказала его достаточно громко, так как на меня сразу уставились шесть пар глаз.

Я, наверное, выглядела как привидение, потому что один из полицейских сразу подошел ко мне и положил руку мне под локоть, будто боялся, что я упаду.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он спокойно. Ему было около сорока, в каштановых волосах виднелись залысины.

Я покачала головой.

— Он причинил вам боль?

Мне было ясно, что он имеет в виду Луку, так как Алан был его приятелем. Полицейским. Хорошим человеком.

Но я больше не могла молчать.

Я перевела взгляд с полицейских на Луку и наконец на Алана. Он пристально смотрел на меня, и, не сводя с него взгляда, я сказала:

— Да, Алан причинил мне боль.

— Что? — Полицейский неуверенно посмотрел на своих коллег. — Вы звонили из-за офицера Вильсона?

В глазах полицейских вспыхнуло удивление, которое вскоре сменилось недоверием.

— Это вы сообщили о происшествии?

— Да… нет. Я хотела, но мама опередила меня.

— Миссис Вильсон? — Он наморщил лоб. — Где она?

Я показала за спину:

— В доме. Мне… мне позвать ее?

Полицейский посмотрел через плечо на своих коллег, которые говорили с Аланом и Лукой. К ним присоединился и водитель такси. Казалось, полицейский думал сделать это сам, но потом кивнул.

Я не дала ему времени передумать и поспешила в дом.

Она все еще была в нижней ванной комнате, сидела на полу и плакала, держа в руках телефон. Она была в отчаянии, и мне стало еще тяжелее. Я медленно опустилась рядом с ней на кафельный пол, не зная, следует ли мне обнять ее и утешить. Все-таки это я была той, кто нуждался в утешении.

— Прости, — сказала мама. Ее голос звучал как хриплый жалобный стон. — Я не могу поверить, что он… что он тебя… А я ничего не замечала. Я ужасная мать.

Ее страдальческий тон почти заставил меня возразить ей, но я прикусила нижнюю губу и промолчала. Слишком часто в последние годы я пребывала в отчаянии из-за того, что она не замечала происходящего в ее собственном доме.

— Ты не виновата в том, что делал Алан, — сказала я, и это было правдой, потому что Алан один был ответственен за свои поступки. Вина мамы заключалась в другом.

Она сделала глубокий вдох, закашлялась и нервно покрутила в руках телефон.

— Почему ты не сказала ничего раньше?

Я тоже спрашиваю себя об этом.

— Я боялась. Он заставил меня чувствовать, что все это моя вина и я заслужила то, что он со мной делал. — Я тяжело сглотнула. — Кроме того, он угрожал причинить боль Норе, если я расскажу об этом тебе или кому-то другому.

— О господи. — Мама прижала руку к животу, как будто ее снова затошнило. — Ты думаешь, он…

— Нет, — ответила я, прежде чем она задала вопрос. Не потому, что не считала Алана способным на это, иначе меня бы не было здесь в этот момент. Но если он уже причинил вред Норе, я бы заметила это по нему, в этом я была твердо убеждена. — А где она? — Шум должен был уже давно разбудить ее.

Мама потерла красные опухшие глаза.

— Она не здесь. Эту ночь она провела с одноклассницами в спортзале школы. Вы тоже это делали. Помнишь?

Я кивнула. Это было одно из немногих школьных мероприятий, в которых я любила принимать участие, так как благодаря этому могла провести ночь, не боясь Алана. Но сейчас не подходящее время, чтобы думать о прошлом.

— Полиция уже здесь, они ждут нас.

Мама помедлила, но потом кивнула и отложила телефон в сторону. Я протянула ей руку, чтобы помочь подняться на ноги. Она взяла ее, и я потянула маму вверх. Когда я отпустила ее, она крепко ухватилась за меня. Я вопросительно посмотрела на нее.

Она тоже смотрела на меня, ее нижняя губа задрожала, а в глазах опять появились слезы. Она порывисто обняла меня, крепче и отчаянней, чем в предыдущий раз. Я уткнулась лицом в ложбинку между плечом и шеей, и несколько секунд мы стояли так, пока не услышали на веранде шаги. Наверное, это был полицейский.

Я кашлянула.

— Нам… нам надо идти.

Мама кивнула, и мы пошли в сад. Мне было плохо. Хотя знала, что поступила правильно, я переживала за Нору, которая вскоре должна будет узнать все эти вещи о своем отце.

Полицейские разделились. Двое из них стояли с Лукой, двое — с Аланом. Я облегченно заметила, что мои слова приняли всерьез и на него тоже надели наручники. Он говорил с полицейскими. Я не могла слышать, что он говорил, но дискуссия, кажется, была бурной. Один из его коллег покачал головой, и Алан посмотрел на него с таким гневом, что я подумала, он бросится на него. Когда он увидел мою маму, его глаза расширились. Ее слезы высохли, она смотрела на Алана, и на ее лице отразились лишь гнев, разочарование и отвращение. Его губы приоткрылись, как будто он хотел ей что-то крикнуть, но потом он заметил меня и закрыл рот.

Он неотступно смотрел на меня. Но я не избегала его взгляда, устояла перед ним. И не ощущала при этом ни страха, ни беспокойства из-за будущего, а лишь облегчение и радость. Наконец Алан получил то, чего заслужил, даже если это будет нелегким для мамы и Норы.

Я отвернулась от Алана и подошла к Луке. Он мне улыбнулся, и я увидела, что крови на зубах уже нет. Я хотела обнять его, но строгие лица полицейских сдержали меня.

— Миссис Вильсон? — Сотрудник с залысинами приближался ко мне, но смотрел мимо, и только теперь я заметила, что мама следовала за мной, вместо того чтобы подойти к Алану. — Ваша дочь сказала, что это вы нам позвонили.

— Да, я позвонила, — сказала мама и посмотрела на меня.

И тогда я начала рассказывать полицейскому, что произошло. Не только за это утро, а за все прошедшие годы. И все время Лука и мама были рядом и поддерживали меня.

Когда я закончила, с трясущимися руками, слезами в глазах и вконец измотанная, полицейские схватили Алана и втащили на заднее сиденье полицейской машины. Это зрелище вызвало во мне чувство глубочайшего удовлетворения. В течение многих лет я боялась сказать правду. Я думала, что буду одинока, что проще молчать, так как меня никто не станет слушать. Но теперь я смотрела в серые глаза Луки и в преисполненное любви лицо мамы и понимала, что ошибалась, обманутая и запуганная Аланом.

Два с половиной года спустя

Я сделала шаг назад и посмотрела на свою работу — белую стену. Краска была еще влажной и блестела в лучах заходящего солнца, светившего сквозь большое панорамное окно в помещении, которое должно было стать нашей гостиной. Я взглянула через плечо на Луку. Он стоял за стойкой открытой кухни, которая была соединена с гостиной, и смывал краску со своих кисточек. На шкафах еще была расстелена полимерная пленка для защиты светлого дерева от пятен краски.