В компании теней. Книга 1. Ч1

— И как же вы заслужили их уважение?

— Не сдавался, — непринуждённо ответил Тьерри, но тон его голоса не вязался с напряжённым выражением его лица. Бойд задавался вопросом: похож ли в этом Тьерри на него, были ли его воспоминания живыми настолько, чтобы перенести его в прошлое. — Их мир, мир моего отца, я был заинтригован им. Долгое время я жил с ощущением, что в моей жизни нет никакой цели, а эти вещи, эти странные вещи, которыми я занимался, дали мне эту цель. Спустя какое-то время моё упорство было вознаграждено. Они стали мной восхищаться.

Бойд кивнул, глядя куда-то в сторону. Он задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь достичь этой точки: обрести цель в жизни, а не просто плыть по течению, монотонно преодолевая препятствия на своём пути. Бойд в этом сомневался. Всё, к чему он стремился, всё, ради чего он боролся, было погребено вместе с Лу.

— Когда вы это поняли? — Бойд взглянул на Тьерри. — Что у вас появилась цель в жизни?

Тьерри поставил бокал на стол и положил руку на спинку дивана.

— Вначале это была своего рода игра. Наверное, это можно сравнить с партией в шахматы или спортивным мероприятием, которое ты профинансировал, чтобы команды могли играть и дальше. Игра оказалась довольно напряжённой, но я и представить себе не мог, что втянусь в неё настолько, что мне станет не всё равно.

— Почему вы отказались работать исключительно с Янусом, как делал ваш отец?

Тьерри перебирал пальцами волосы Бойда, обдумывая вопрос.

— Я не люблю класть все яйца в одну корзину.

— Уверен, это было трудное время, ведь вам пришлось постигать азы ценой собственных проб и ошибок, учиться, кому можно доверять, а кому — нет. Или в самом начале вам кто-то помог, взял вас под своё крыло?

— Вроде того, — сказал Тьерри. — Но я добился всего сам, благодаря моим амбициям. А как насчёт тебя?

Столь резкая смена темы огорчила Бойда, но не удивила.

— Не в самом начале. Хотя со временем положение вещей изменилось.

— Разве Син — не агент какого-то там высочайшего уровня? Мне казалось, он за тобой присматривает.

— Да, но поначалу он вообще не хотел быть моим напарником и терпел меня скорее забавы ради. Кажется, ему было интересно, как долго я протяну, прежде чем меня пристрелят.

— Как ужасно, — рука Тьерри стала действовать более дерзко, потянулась к лицу Бойда, погладила его по щеке, — что я мог никогда тебя не встретить.

— Сомневаюсь, что вы бы заметили моё исчезновение, ведь вы бы даже не знали, что потеряли, не так ли?

— А вот это как раз, пожалуй, худшая часть во всей этой истории.

Бойд увильнул от ответа, пригубив вино.

В томном безразличии к срочности задания прошла ночь. Беседа текла так же размеренно, как и вино, не возвращаясь ни к Янусу, ни к другим организациям, с которыми Тьерри вёл дела. Ночь ли, день ли — и тогда, и сейчас у Тьерри в запасе был десяток хитроумных способов, чтобы сбить Бойда с толку.

Минул час, а потом другой, а потом Бойд понял, что захмелел: по телу разливался приятный жар, в жилах бурлила кровь; в голове царил туман, и он уже дважды ловил себя на том, что выложил Тьерри о себе больше, чем хотел бы. Чуть больше подробностей, чем обычно. Но он всё ещё пытался не оставаться у Тьерри в долгу и выжать из него хоть что-нибудь. Бойд расспрашивал Тьерри о его жизни; о том, как тот узнал, что его отец связан с Янусом; бывал ли кто-то из тех, с кем он работает, у него дома. Бойд ходил вокруг да около, осторожно ступая по тонкому льду, но даже близко не подобрался к заветной цели, а между делом Тьерри то и дело подливал вино в его бокал.

Спустя две бутылки — большую часть вина приговорил Тьерри — флирт перерос в открытое наступление. Вместо крови по венам бежало терпкое вино, а тепло кожи Тьерри, соприкасавшейся с кожей Бойда, могло бы соперничать с жаром, исходившим от камина. В таком состоянии Бойд едва ли был способен отвергнуть настойчивые ухаживания француза. Тьерри был добр и красив, а время убегало, как песок сквозь пальцы.

Может, если он уступит, Тьерри ослабит оборону? Может быть, он только этого и ждал?

Когда Тьерри коснулся его в следующий раз, Бойд сам потянулся к нему, выпрашивая ласку. И когда тот наклонился ближе, Бойд не отпрянул.

Их губы соприкоснулись. Первый поцелуй вышел нежным. Губы Тьерри были мягкими, а ощущение от его поцелуя — незнакомым. Оно лишь усилилось, когда рука Тьерри скользнула по его бедру, а вторая — зарылась в его волосы и легла на затылок. После столь долгого перерыва чувственное прикосновение смыло неловкость ситуации. Тело, от которого Бойд добровольно отрёкся, оживало в руках Тьерри, чему немало способствовали вино и огонь.

Когда губы Тьерри скользнули вниз по его шее, у Бойда перехватило дыхание. Вот только прикосновения мозолистых пальцев Сина к его обнажённой коже высасывали из его головы все мысли до единой, а по телу пробегали мурашки, как от удара током. Когда же его касался Тьерри, в животе не разгоралось пламя, сердце не заходилось бешеным стаккато от малейшего прикосновения, но искусные руки француза разбудили в Бойде впавшее в спячку желание.

Их губы снова соприкоснулись, и в этот раз поцелуй был глубоким. Впервые за долгие годы Бойд почувствовал, как чужой влажный язык миновал заставу его губ и вторгся в его рот. Тьерри толкнул его обратно на диван, и Бойд не сопротивлялся.

Бойд и сам не смог бы вспомнить, когда начал задыхаться и медленно выгибаться, прижимаясь к Тьерри. Его тело было инструментом, и Тьерри владел им виртуозно, заставляя достигать крещендо (1), но не позволяя сорваться в кульминацию (2). Сквозь гул потока мыслей Бойд едва ли расслышал слова, что Тьерри шептал ему на французском, но прикосновение чужой руки к его рубашке вывело его из транса.

— Только не рубашку, — прошептал он. — И не то, что под ней.

Если условие и показалось Тьерри странным, он этого ничем не выдал. Они снова поцеловались, но в этот раз эти сообразительные руки потянулись к ремню Бойда. Каждое движение было доведено до совершенства; Тьерри, несомненно, получал огромное удовольствие, соблазняя своих партнёров. Тьерри заклеймил губами каждый кусочек его тела, которое ему было позволено избавить от одежды. Тьерри касался, ласкал, сосал; он оставлял на теле Бойда невесомые поцелуи, пока оно не начало дрожать под ним, изнывая от желания кончить.

— Только погляди на себя, — пробормотал Тьерри, пожирая его глазами. — Если бы я мог запечатлеть этот момент…

Бойд отвернулся.

Тьерри боготворил каждый кусочек его тела, как будто Бойд был бесценным произведением искусства, с которым требовалось обращаться с особой осторожностью. Тьерри медленно и обстоятельно изучил каждый сантиметр его кожи перед тем, как упаковать свой возбуждённый член в презерватив и ввести его в него. Тьерри двигался медленно, неспешными толчками разжигая пламя внутри, заставляя его желать большего.