Ирина Нельсон - Кома. Книга третья.

— Вадим! — встряхнул он полубессознательного мальчишку.

— Севе… рус…

— Что произошло?

— Мы сбежали… Но они нашли нас…

— Кто?

-… напали, мы немного не добрались до берега Франции, — прохрипел парень и закашлялся. Дождь стал сильнее. Вода была всюду, казалось, даже дышать они скоро будут как рыбы. — Лодку подорвали бомбардой…

Вадим уронил голову на обломок и снова отключился. Мужчина поудобнее зафиксировал руки парня, поддерживая его на плаву и сам хватаясь одной рукой за деревяшку. С восьмой попытки у него получилось наложить на себя и Волхова невербальные согревающие чары. Палочки не было — похоже, утонула.

Постепенно их сносило течением. Темная полоска на горизонте становилась все отчетливее. Дождь перестал, зато подул ветер. Начинался шторм. Волны становились все выше, и Северус молился всем богам, чтобы их не вынесло на скалы, но, видимо, сегодня боги были не на их стороне.

До берега оставалось ярдов семьдесят, когда Снейп разглядел валуны, об которые бился прибой. Прочувствованно выматерившись, он встряхнул Вадима и понял, что тот совсем обессилел. Больше не церемонясь, Северус отвесил ему пощечину. Волхов что-то коротко простонал, разлепил мокрые ресницы и уставился на него ничего не понимающим взглядом.

— Вадим, послушай меня! — быстро заговорил Снейп. — Нас выносит на скалы. Я тебя подстрахую.

— Северус… Ты же меня не бросишь? — залепетал Вадим, находясь в полубессознательном состоянии.

— Соберись! — рявкнул Снейп. — Попробуем аппарировать.

— В воде? — изумился Вадим и заорал. — Ты с ума сошел?!

— Я сегодня часто это слышу, — саркастично согласился Снейп. — Вот такой я сегодня неожиданный!

Берег приближался стремительно, и то, что удар будет страшен, Северус понимал как никогда ясно. Волна подхватила и понесла их на камни. Мужчина крепче прижал к себе мальчишку, попытался аппарировать и понял, что это его доконает. Один он не справится, выживет кто-то один. Волхов потянулся навстречу и вцепился всеми конечностями. Связь натянулась и завибрировала. Северус прижал его покрепче.

Они покатились по берегу и расцепились, одновременно хохоча и задыхаясь. Северус повернул голову и с изумлением увидел, как плывет тело и черты Волхова, меняя облик. На потемневших от воды кудрях скалилась медвежья пасть, спину прикрывал бурый мех.

В уши ударило хриплое насмешливое карканье и все исчезло.

Вокруг расстилалось белое пространство без конца и края, только вверху кружились угольно-черные птицы. Он опустил взгляд и не увидел собственных ног. До колен их скрывал плотный густой туман.

— Кар-р-р!

Ворон возник из ниоткуда и метнулся прямо в лицо. Северус зажмурился, вскидывая руку в защитном жесте, но удара так и не последовало. Когда он открыл глаза, то вместо птицы перед ним стоял нестарый еще, но уже полностью седой азиат. В волосы, свисающие по обеим сторонам лица, были вплетены перья, ленточки и косточки, на лоб шаман сдвинул маску ворона, выполненную, на взгляд зельевара, слишком гротескно. Облик незнакомца своей инакостью вселял тревогу.

Мужчина пронзительно глянул на Снейпа, прищурился и ткнул в него костистым пальцем:

— Небо терпеливо, но свой конец есть у всего. Не тяни с выбором, мальчик.

И рассыпался ворохом черных перьев.

А Северус открыл глаза.

Твой женский лик - Природы дар бесценный

Тебе, царица-царь моих страстей.

Но женские лукавые измены

Не свойственны душе простой твоей.

Твой ясный взгляд, правдивый и невинный,

Глядит в лицо, исполнен прямоты;

К тебе, мужчине, тянутся мужчины;

И души женщин привлекаешь ты.

Задуман был как лучшая из женщин,

Безумною природою затем

Ненужным был придатком ты увенчан,

И от меня ты стал оторван тем.

Но если женщинам ты создан в утешенье,

То мне любовь, а им лишь наслажденье.

У него было длинное, узкое лицо с резкими скулами, тонкий нос, изгибающийся клювом хищной птицы, густые брови, из-под которых на мир смотрели пронзительные черные глаза. Его черты вообще смотрелись крупными, даже рот красивой формы выделялся за счет узкого подбородка. Он ничуть не напоминал ни свой прототип, ни киногероя. В каноны классической красоты большеглазых эфемерных сидов он вообще не вписывался, а вот в многонациональном котле Поволжья мужчину с подобной внешностью приняли бы за плод любви армянина и русской. И считали бы красавцем.

— Вы отвлекаетесь, мистер Волхов.

А его руки? О, эти длинные тонкие чуткие пальцы! Они не были ухоженными, нет. Мозоль на среднем пальце правой руки, пятнышки чернил, старый химический ожог на левом запястье, сбитые костяшки — эти руки были живыми, несли в себе историю и характер. И трогали так осторожно, мягко, почти пугливо. Он держал меня только за запястье, но это прикосновение отдавалось во всем теле.

— Волхов!

— Я стараюсь.

Я встряхнул головой, пытаясь не думать о своем главном фетише — голосе. Северус нахмурился, но не отодвинулся и прерывать урок не стал.

Магия струилась между нами, такая вкусная, пьянящая… Наслаждение, эйфория, экстаз… Я подсел на Северуса Снейпа, как на наркотик. С той лишь разницей, что вреда здоровью это не несло.

Нет, об этом думать вообще нельзя! Абстрагироваться, срочно отвлечься… Ага, встань в угол и не думай о белой обезьяне, как писал Лев Толстой в своем «Детстве». Но какая досада, в углу только о белой обезьяне и думается.

— Еще три минуты, — одобрительно промурлыкал бархатный голос.

И этот интимный, вкрадчивый тон вышиб меня из созерцательного состояния, как толчок — канатоходца с веревки.

— Блять!

Кайф, до этого томный, тягучий и сладкий, взорвался в позвоночнике острым возбуждением. Голову моментально повело, рассудок свистнул в восхищении и исчез, напоследок помахав на прощание.

Я успел мазнуть губами по белой щеке прежде, чем Северус схватил меня за плечо.

— Северус, ну пожалуйста…

— Три минуты, — процедил Снейп. — Терпи.

Я ерзал, пыхтел, кусал зудящие губы до крови, но покорно терпел. Черные глаза напротив смотрели на меня, не отрываясь. Хотелось думать, что этот взгляд — сострадательный…

— Уже лучше, — услышал я, когда вышел из уборной. — Принцип ты уловил. Осталась практика.

— Я буду часто практиковаться.

Я развалился на диване, нагло укладывая голову на колени своему побратиму. Тот только хмыкнул и откинулся на спинку, запуская свои шикарные пальцы в мою шевелюру. Вместо мыслей была гулкая восхитительная пустота, каждая клеточка тела пела от сытости и довольства. Северус лениво перебирал мои волосы, и я знал — ему было так же хорошо, как и мне.

* * *

Сон был слишком реалистичен, страшен и четок. Из памяти не исчезла ни единая деталь: даже спустя неделю видения вспоминались чуть ли не посекундно, а любой звук, мало-мальски похожий на вороний крик, заставлял вздрагивать. Северус учил Вадима на совесть — он всегда понимал намеки правильно.