И Тхаревский - Осколок

И горь Тхаревский

***

История эта была услышана мной еще в восьмидесятом году на хуторе Верхнем, в одной из казачьих станиц, что на Кубани. В то лето меня со старшим братом Володькой отправили к материным родным на отдых. Подальше от олимпиады. Отчего-то наше правительство посчитало, что московская пузатая мелочь может произвести негативное впечатление на иностранных гостей. Ну, и в верхах было принято ответственное решение, столичную детвору разогнать по пионерским лагерям, да родственникам в деревнях. Чтоб лишний раз под ногами не путалась. Брательнику моему только-только двенадцать исполнилось, ну а я уж, к тому времени, совсем взрослым был. Мне должно было вскорости десять стукнуть. Тридцать первого августа. В аккурат перед школой.

Время мы проводили нескучно и с пользой для молодого растущего организма: купались и рыбу удили в ерике, с местными пацанами в войнушку играли, иногда гоняли мяч, а случалось, и дрались до крови. Но самым любимым занятием было обносить соседские сады. Нет, не из-за голода, понятно, а исключительно ради спортивного интереса.

Особенно нас привлекали яблоки деда Василия. Жил он немного на отшибе в крайнем доме с вечно закрытыми ставнями. Фамилия у него была для наших мест самая обыкновенная – Горелов, а вот выглядел он, как раз, не вполне обычно. Можно сказать, внешность имел немного странную. Мы его слегка побаивались, потому, как отличался он своей необщительностью, даже какой-то скрытностью и довольно пугающим внешним видом. Зимой и летом ходил мужик в шапке с опущенными ушами и защитного цвета стеганой телогрейке. Люди говорили, будто он с войны таким вернулся. Немного не в себе. Что натерпелся там морозов лютых и теперь никак согреться не может. Но не исключали, что просто в уме повредился от пережитого. Однако в любом случае, сад он держал в идеальном порядке. Деревья росли ровными рядами, а крупные плоды манили своими красными, налитыми сочной спелостью боками.

Наверно любовь к прекрасному нас и сгубила. Местные ребята все лазы в заборах выучили давно, поэтому при первой же опасности так и прыснули в разные стороны. А вот мы с братом попались. Точнее это я попался. Володька сам вернулся потом. Сдаваться пришел, когда увидел, что разъяренный хозяин меня за шкирку, будто котенка ухватил. Решил он, как старший на себя всю вину взять.

Удивительно, но дед, не смотря на всю свою кажущуюся угрюмость, человеком оказался совсем не злым. Даже крапивой не отхлестал, хотя и обещал поначалу. Только немного пожурил за надломленную ветку. А после и вовсе усадил за стол чай пить. С малиной и медом – на выбор, кому как нравится. Да еще и с маковыми бубликами.

- Вы, пацаны, через забор больше не прыгайте, - голос у него был сипловатый и немного надтреснутый. - Чего зря штаны драть. Родители, небось, по головке не погладят. У меня вон, дыра специально проделана в изгороди. А на том конце двух штакетин не хватает. Мне-то фрукту все одно девать некуда. Из близких у меня нет никого, а самому и не надо. Так что почитай, для вас, для малышни и выращиваю. Вы главное порядок соблюдайте. Кислятину не рвите, да веток не ломайте. А так-то мне не жалко. Будете уходить, я вам яблочек самых лучших выберу. И слив насыплю. Они вон падают уже. Перезрели совсем.

От сладкого чая нас с братом разморило, на душе стало тепло и уютно. В густой листве чирикали неугомонные воробьи, где-то на улице стрекотала сорока, а у кого-то из соседей надоедливо лаял брехливый пес. Солнышко повернуло к горизонту, и дневная жара стала потихоньку спадать.

- Дед Василий, а, правда, что вы на фронте были? – Я совсем осмелел и решил спросить о том, что меня особенно интересовало: - А вы немцев по-настоящему убивали?

- На фронте да, на фронте довелось побывать, а вот насчет убивать – так тут по-разному случалось. В начале они нас все больше убивали да в полон забирали. А уже когда мы обозлились да силу набрали, тогда все в обратную сторону завертелось. Тут уж мы им показали, где раки зимуют.

- А страшно там было? Расскажите случай, какой ни будь особенный.

- Страшно? Ну, этого добра там сколько хошь. Бывало так боязно, что и словами не передать. А случай рассказал бы, да боюсь, вас дядька хватится. Вам-то, наверное, уж домой пора?

- Ничего нам не пора. Мы до темна всегда гуляем. Еще времени целая прорва.

- Ну, раз не торопитесь, тогда слушайте. Расскажу одну историю поучительную. Из собственного, так сказать, опыта. В сорок втором это было. В начале осени.

***

Если б не бомбежка эта, ротный старшина Хрущ Пал Игнатьич, был бы жив. По крайней мере, еще какое-то время. Или, хотя бы, до ближайшего боя. Коптил бы небо махоркой, да трескал казенный харч. Но, видать, не судьба. А все, прямо скажем, из-за чрезмерной щепетильности его, и буквоедства. Любил он, чтоб в документах идеальный порядок был. Так сказать, полный ажур. Или по-другому, тютелька в тютельку. А какая уж тут, скажите на милость, тютелька, если на его глазах ведомостя эти, заодно с накладными, жарким огнем полыхают? Причем в самом прямом смысле этого слова? Из складской землянки дым столбом валит. Бойцы-то, конечно, все по укрытиям рассредоточились. Оно и понятно, все же команда «Воздух» была. А ему, видите ли, недосуг. Вместо того чтобы в ячейке от немецких асов хорониться, вздумалось старшине документацию спасать.

Так вот, представьте себе эту картину: Над головой Юнкерсы хороводят. На пригорке трескочет без умолку максим сдвоенный - это у нас ПВО такое. Хотя нет, максим, кажись, уже затих. Фугасы кругом бухают с осколочными вперемежку. Да еще и трассеры меж веток жужжат и фыркают кровожадно. Страх неимоверный. Особенно, кому впервой довелось. И вот, на сцене появляется, кривоногий, как говорится, и хромой, весь из себя – старшина Хрущ, собственной персоной. Но, тут же скрывается в проеме этой самой злосчастной землянки. Ныряет в нее, можно сказать, рыбкой. Только сапоги в воздухе мелькнули. Кстати сказать, офицерские сапоги-то, хромовые. Ну да пусть ему. Сейчас не об этом.

Думаете тут ему и каюк? Да нет, пока еще рановато. Пыхтит, потеет, прокоптился слегка, но ящик с документами прет. Можно сказать герой. Спаситель отчетной документации. Ставит он этот ящик на землю, усаживается на него, пот усталой рукой со лба вытирает, и… А вот теперь самое время. Теперь каюк. Бац! Влетает ему в башку, чуть повыше левого уха, осколок приличных размеров. На излете совсем. Но старшине хватило. Спекся, в общем, наш Хрущ. Вчистую.

Тут, в аккурат, и немец восвояси убрался. Видать заторопился к обеду. У него там, говорят, с этим строго. Все по часам. Бросай работу – беги к столу. А опоздал – до ужина голодным ходишь.

Люди из окопов да блиндажей повылезли, загалдели, впечатлениями делятся. Себя ощупывают, друг дружку охлопывают. Вроде обошлось без особых потерь. Кроме легких ранений и незначительных контузий. Даже зенитчики целы, как ни странно. Вовремя свинтить успели, когда спарку ихнюю разбило. И командир наш, ротный, старлей Нефедов, здесь. Стоит, задумался.