Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских (Часть вторая)

"Послушай: ежели хочешь, чтобы я откровенно говорилъ съ тобою ," сказалъ Князь Фольгинъ, "то вотъ мое мнѣніе: оставь Хлестову въ покоѣ, пренебреги ея клеветою; она лицемѣрна, хитра, успѣетъ какъ нибудь вывернуться, и дать этой исторіи совсѣмъ другой видъ. Можетъ быть, она обратитъ еще все къ твоему-же предо сужденію, или какъ нибудь повредитъ репутаціи невинной Софьи и Свіяжской: распуститъ слухъ, что онѣ, желая отвлечь тебя отъ ея дочери, выдумали интригу съ этимъ мальчишкою, Угаровымъ. Хлестова мастерица на такія дѣла, а ты самъ знаешь, что всякая исторія такого рода разсказывается двояко, и еще съ прибавленіемъ. Графиня вѣрно приклонитъ многихъ въ свою пользу. Кумушекъ обоего пола въ Москвѣ много. Гораздо скорѣе распространяются худые слухи; люди охотнѣе вѣрятъ дурному, нежели хорошему, а честь дѣвушки такой цвѣтокъ деликатный, до котораго прикасаться не должно."

-- Ты говоришь правду -- отвѣчалъ Чадскій.-- Благодаренъ тебѣ, что ты предостерегъ меня. Я готовъ былъ надѣлать большихъ глупостей: вездѣ говорить, и самой Хлестовой въ глаза сказать, что она безстыдная клеветница .-- "Ты поступилъ-бы неловко и неосторожно," отвѣчалъ Князь Фольгинъ. "Но, поговоримъ о страсти твоей, и о намѣреніи жениться на Софьѣ. Свіяжская имѣетъ весьма невыгодное мнѣніе о супружествѣ, и, кажется, прочитъ Софью въ такія-же Весталки, какъ она сама. Надобно дѣйствовать съ большимъ искусствомъ. И того уже будетъ много, ежели она не станетъ отсовѣтывать Софьѣ отдать тебѣ свою руку, а на пособіе надѣяться нѣчего. Слѣдовательно, ты долженъ скрыть отъ Свіяжской клеветы Хлестовой, настоящую причину твоего отъѣзда, вразумленіе тебя сестрою, поѣздку для отысканія Угарова, и проч. Все это послужило-бы Свіяжской оружіемъ противъ тебя. Она тотчасъ объяснитъ Софьѣ, что хотя поступки твои и произошли отъ страстной любви, но показываютъ неразсудительность, пылкость и нетерпѣливость, а эти качества не предвѣщаютъ хорошаго мужа. Потому -- отнюдь не говори ты о подвигахъ твоихъ, и придумай какой нибудь предлогъ внезапнаго твоего отъѣзда. Скажи, что ты пріѣзжалъ прощаться съ Свіяжскою, но не засталъ ея дома. А самое главное -- и вотъ, что худо: мнѣ кажется, Софья никакой взаимности къ тебѣ не чувствуетъ; это самъ ты долженъ былъ замѣтишь. Во все время отсутствія твоего, только разъ, или два вспомнила она о тебѣ. "Гдѣ Александръ Андреичъ Чадскій? Что его давно не видать?" сказала она, весьма равнодушно. Ты знаешь, что Прасковья Васильевна была опекуншею моей жены, и точно она благодѣтельница ея; мы у нея бываемъ почти всякій день; но и она также не часто вспоминала о тебѣ, и то потому только, что ты уѣхалъ изъ Москвы не простясь съ нею. Она говорила, что этого никогда съ тобою не бывало прежде. Къ счастію еще, что она не любитъ въ обществѣ своемъ никакого злословія. Всѣмъ, кто къ ней ѣздитъ, это извѣстно, и слухи, распущенные, вѣроятно, Графинею Хлестовою, о твоемъ сумасшествіи, не могли до нея достигнуть."

Симъ кончилось объясненіе Чадскаго съ Фольгинымъ. Начался обыкновенный разговоръ, объ общественныхъ и городскихъ новостяхъ, а между тѣмъ Князь Фольгинъ обдумалъ и сдѣлалъ планъ, основанный на собственной его пользѣ. Это увидимъ мы въ послѣдствіи. Въ слѣдствіе сего плана, Фольгинъ снова обратилъ разговоръ на прежній предметъ.

"Однакожъ, ты говоришь такъ сильно о страсти своей къ Софьѣ, и увѣряешь, что базъ нея жить не можешь" -- сказалъ Князь Фольгинъ.-- Надобно тебѣ помочь тронуть ея нечувствительное сердце. Вотъ, что я думаю: послѣ Святой недѣли, у меня въ подмосковной, которая, какъ ты самъ знаешь, близко отсюда, всего только въ 40-ти верстахъ, будетъ праздникъ, и благородный спектакль. Я приглашалъ уже къ себѣ Прасковью Васильевну, и твою Софью. Ежели погода будетъ хороша, то онѣ вѣрно пріѣдутъ. Нарочно нѣсколько дней продлю я праздникъ, и удержу ихъ у себя, подъ тѣмъ предлогомъ, что театръ мой не готовъ. Ты воспользуйся этимъ временемъ. Въ деревнѣ, на свободѣ, бывши безпрестанно вмѣстѣ, найдешь ты вѣрно средство открыться Софьѣ въ страстной любви своей, и -- я не вѣрю, чтобы въ твои лѣта, съ твоею фигурою, и съ большимъ твоимъ состояніемъ, ты не тронулъ ея сердца."

Чадскій благодарилъ за участіе, разцѣловалъ Князя, и нашелъ, что выдуманный имъ планъ прекрасенъ. Однакожъ, ему ужасно хотѣлось видѣть Софью. На другой день поѣхалъ онъ къ обѣднѣ, въ церковь того прихода, въ которомъ жила Свіяжская, чтобы, хотя издали, посмотрѣть на Софью. Онъ увидѣлъ ее въ углу, въ отдаленіи отъ всѣхъ. Усердно молилась она Богу, и это чрезвычайно понравилось Чадскому. Онъ самъ былъ добрый Христіанинъ, и всегда держался того мнѣнія, что и мужчина-вольнодумецъ непріятенъ, а женщина-вольнодумка -- самое отвратительное и несносное твореніе.

При выходѣ изъ церкви, приближился онъ къ Свіяжской и къ Софьѣ, когда онѣ шли садиться въ карету. "А! здравствуй Александръ Андреевичъ!" сказала ему Свіяжская. "Давно-ли пріѣхалъ?" -- Только вчера, тетушка. Я былъ у васъ; но мнѣ объявили, что вы никого не принимаете.-- "Да, извини меня, мой любезный. Я говѣю, и точно никого не велѣла принимать. Ты вѣрно былъ у сестры своей? Что, здорова-ли добрая моя Вѣра Андревна, и дѣточки ея?" -- Слава Богу! Она свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе.-- Съ симъ словомъ, Свіяжская садилась въ карету. Софья пріятно улыбнулась, также сказала Чадскому нѣсколько привѣтствій, и обошлась съ нимъ, какъ съ старымъ знакомымъ.

Время карантина, покамѣстъ не пускали Чадскаго въ домъ Свіяжской, провелъ онъ очень скучно. Бывалъ у Князя Фольгина, и вмѣстѣ съ нимъ обдумывалъ, какъ побѣдишь нечувствительность Софьи. Князь Фольгинъ ободрялъ его, и отвѣчалъ за вѣрный успѣхъ. "Знаешь-ли?" сказалъ онъ. "Ежели-бы можно было уговоришь ее -- взятъ ролю въ какой нибудь комедіи, и вмѣстѣ съ тобою играть, то вотъ-бы самый лучшій способъ объясниться съ нею. На репетиціяхъ, шы могъ-бы свободно говорить, и никто-бы не замѣчалъ за вами; потомъ, играя роль любовника съ жаромъ, могъ-бы ты нечувствительно внушить этотъ жаръ и въ ея сердце. Да, вотъ самое вѣрное средство! Только, я думаю, врядъ-ли она согласится взять ролю Однакожъ, я буду ее уговаривать."

Въ первый день праздника, очень рано, Чадскій явился къ Свіяжской съ поздравленіемъ. Она никого не велѣла принимать; однакожъ приказала, чтобы изъ числа тѣхъ, кпю будетъ пріѣзжать, пригласить нѣкоторыхъ обѣдать; въ семъ числѣ былъ и Чадскій. Онъ пріѣхалъ опять ранѣе всѣхъ, и никого еще не нашелъ въ гостиной, даже и сама хозяйка не выходила еще изъ своихъ комнатъ: послѣ обѣдни Свіяжская отдыхала, и не была одѣта въ то время, когда ей доложили о пріѣздѣ Чадскаго. Софья вышла въ гостиную принять его, обошлась съ нимъ просто, безъ церемоній, какъ съ знакомымъ и роднею Свіяжской; но Чадскій, бывши съ нею наединѣ, чрезвычайно смѣшался, не могъ ни слова сказать, и сердился самъ на себя за свою робость. Впрочемъ, скоро ободрился онъ, наговорилъ Софьѣ нѣсколько комплиментовъ, на счетъ усталости, замѣтной на ея лицѣ, отъ говѣнья и богомолья. "Но это дѣлаетъ васъ еще интереснѣе, я прибавилъ онъ. Софья отвѣчала, что она точно утомилась, потому, что должна была вставать очень рано. "Особенно-же сегодня устали мы," сказала она. "Тетушка насилу выдержала. Не выходя изъ церкви, мы отслушали заутреню и обѣдню, и все это продолжалось часа четыре; тетушка насилу доѣхала домой; но теперь она отдохнула, и сей часъ выйдетъ." -- При сихъ словахъ вошелъ Князь Фольгинъ, съ женою. Онъ былъ очень радъ, что нашелъ Софью съ Чадскимъ наединѣ; подошелъ къ ней христосоваться, и требовалъ, чтобы она исполнила обязанность Христіанки, какъ надобно, то есть, чтобы три раза поцѣловала его въ губы. Софья отдѣлалась отъ его любезности , и поцѣловала его въ щеку. "А ты, братъ, Александръ Андреевичъ, христосовался-ли съ Софьею Васильевною? И почему ты съ нами не цѣлуешся? Прошу, по Русскому обыкновенію: начни съ дамъ, a pour la bonne bouche со много!" Чадскій подошелъ къ дамамъ къ рукѣ, и Софья, закраснѣвшись, поцѣловала его въ щеку. Самъ Чадскій насилу могъ скрыть свое замѣшательство. Князь Фольгинъ, какъ опытный сватъ, видѣвъ смятеніе ихъ, тотчасъ обратилъ разговоръ на другіе предметы. Вскорѣ за симъ вошла въ гостиную Свіяжская, и со всѣми перецѣловалась. Приглашены были обѣдать къ ней только Князь Фольгинъ съ женою, Чадскій, новая знакомая ея, Кирбитова, и еще нѣсколько бѣдныхъ старушекъ и дѣвушекъ, которымъ она благодѣтельствовала. Обѣдъ продолжался недолго; замѣтно было, что хозяйка нездорова, и черезъ силу сидитъ за столомъ. Всѣ скоро разъѣхались.