Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

Слово это донельзя истаскано, опошлено рыночными маркетологами и лишено остатков смысла. «Стратегиями» величают всё что ни попадя – от убогого бизнес-плана и до госупражнений в прогнозной аппроксимации второстепенных макроэкономических показателей.

Стратегией – в отличие от политики и экономики – классические греки именовали смертельно значимое искусство руководства полисом в военном противостоянии с другими городами-государствами. А война тогда – как и сейчас – никогда не прекращалась. Вспышки боестолкновений лишь высвечивают перманентную грозу гонки вооружений, чьи тучи, гонимые политическими ветрами, всасывают почти всю влагу с хозяйственных полей.

Итак, функция стратегии в классическом ее понимании – защита, поддержание, расширенное воспроизводство суверенитета страны .

Стратегия – вполне конкретный способ действия. Как и всякий иной, он подразумевает определенного владеющего им субъекта: не быть бортничеству без пчеловода. У него, как и у любого другого рода деятельности, есть свой конкретный предмет: не бывать земледелию без земли.

Стратегические циклы в разы продолжительнее политических, так что зацикленные на политике могут дальше не читать. Типичный ход маятника стратегии – от поражения русских под Нарвой в 1700-м до победного Ништадтского мира в 1721-м – охватывает почти всё царствование Петра.

Орган общества, ответственный за стратегию, субъект выработки стратегических решений по определению не может быть ни короткоживущим, ни выборным. Даже президентская шестилетка по срокам не дотягивает и до первого класса начальной школы стратегии. Тем паче сам стратегический образ мышления и действия фронтально противоречит политическому. Стратегия всегда забирает значимые ресурсы у нынешнего поколения во имя неосязаемого блага будущих – но призывать к этому широкие массы материально озабоченных избирателей для политика самоубийственно.

Что же из этого следует? Следует жить, отдав себе отчет, что общество, ведомое властью в роли верховного института, недолговечно, как поденка. Любая избираемая власть в принципе никакого отношения к стратегии иметь не может. Стратегия нагружает борца за власть неподъемным бременем. Стратег в политических разборках напоминает боксера, вышедшего на ринг с рюкзаком умных книг за спиной.

Конечно, стратег может и должен влиять на политику: формировать политическое поле, состав игроков, правила игры. Но сам (подобно Дэн Сяопину) не может и не должен быть политиком: не царское это дело.

Кто же у нас занимается стратегией? Сказать «никто» – ничего не сказать. Данным откровением так густо исписаны все заборы, что не вставить и трех букв.

Проблема куда фундаментальнее. Конституцией РФ не предусмотрено никаких органов власти и самоуправления, чей цикл выборной перезагрузки простирался бы за горизонт президентской шестилетки. Стратегией заниматься попросту некому. Ну, кроме разве что «многонационального народа», коему Статья 3 утопически приписывает готовность и способность нести тяжкое бремя суверенитета.

Конечно, это можно бы и пообсуждать, но обсуждать-то, в сущности, нечего. Шевельнув первой же извилиной, осознаешь, что демократическое принятие стратегических решений возможно лишь при следующих условиях:

– устойчивое большинство граждан готово лечь костьми за отечество;

– оно ставит цели на десятилетия, сиречь искренне печется о грядущих поколениях;

– оно в состоянии осмыслить и взвесить резоны футурологов и политтехнологов, и паче имеет доступ к сверхсекретным разведданным – а иначе какая ж стратегия, какой суверенитет?

И здесь мы юзом, не успев затормозить, въезжаем в сферу трагикомических, стыдных и страшных вопросов русской жизни, о которых не принято даже упоминать в приличном (якобы) обществе.

Какие варианты субъектов-стратегов, ответственных за суверенитет, известны из истории?

Первым делом – монаршая особа, суверен в исходном смысле слова. Считается, проехали.

Затем – разные формы непубличной самоорганизации элит Запада. Ну, у нас ни элиты, ни самоорганизации, да и самые представления об этом числятся по неприличному ведомству конспирологии.

Наконец – знакомое, как глазам ладонь: правящая партия, партия нового типа. Каковую в 1990-м упразднили росчерком пера. Воистину: метили в коммунизм, а попали в суверенитет. И попали крепко: суверенишки и суверёныши посыпались как перхоть, обнажая лысину с особою метой.

Историки еще надорвут пупки над реформаторским слабоумием: отменили стратегического субъекта! Помните, как бурно веселился Пьер Безухов во французском плену: не пустил меня солдат!

Да, субъект этот мог быть – и был! – реакционным, неадекватным, архаичным и геронтократичным, таким и разэтаким. Сердце, разъеденное инфарктной ржой, подлежит шунтированию, вживлению электронных чипов, наконец – радикальной варяжской трансплантации. Но не ампутации же, о господи, не ампутации! Запредельное новорусское воровство – не худшее порождение той простоты…

И в нынешнем «тандеме» важнее важного не то, каковы неидеальные качества тандемообразующих персон, по каким неправильным правилам они перепасовывают мячик власти, и что станет говорить еврокнягиня Марья Алексевна. А то, что на непрочную, но живую нитку мужской дружбы, честного слова и питерского землячества нижется бусинка-надежда на зарождение стратегического ядра, силы, хоть отчасти резистентной к волнам прыщавой выборной лихорадки, избавленной от политсловоблудия, от ветров, испускаемых фракциями и подкомитетами, открытой крепнущим ветрам эпохи. Той партии, наконец, что не властвует, а правит.

Но об этом – в другой раз.

Пролетая над ухом власти

«Под диваном читателя из среднего класса разверзаются неслыханные, немыслимые бездны» [52]

12.01.19. О «Гениальной власти» Павловского и о собственности

Гениальная книга Павловского про «Гениальную власть» напоминает о судимости автора по законам, им самим над собою признанным (мысль из частного письма гражданину Бестужеву, вскоре осуждённому совсем по иным статьям). Но такой кодекс сомасштабности означает приговор рецензии как жанру. В этой связи – реплика только об одной частности. О собственности.

Под диваном читателя из среднего класса , по недосмотру открывшего книгу Павловского, разверзаются неслыханные, немыслимые бездны. Оказывается, частной собственности в отечестве как не было, так и нет. Волны приватизаций и рыночных реформ расплескались и оставили на бреге неведому зверюшку – единственного полноценного собственника в РФ, которого (за неимением правильного названия) автор именует Гениальной властью (ГВ©). Но если это и власть, то «отказавшаяся управлять» во имя восстановления суверенитета. «Под именем вертикали» она создала «оригинальную и надежную систему скупки-кредитования управляющих групп», «переустроила местную власть в режимы управления собственностью»…