Анатолий Иванов - ЛОГИКА КОШМАРА

В том, что Киров был устранен по приказу Сталина, сомневаться не приходится. Сталин таким образом убивал сразу двух зайцев: избавлялся от главного соперника и создавал напряженную обстановку, позволявшую произвести массовую расправу с неугодными людьми.

“Зная сегодня Сталина,- пишет Д.Волкогонов,- его исключительную жестокость, коварство и вероломство, вполне можно предположить, что это его рук дело”. “Даже сталинская любовь к Кирову (факты убеждают, что она была) не остановила, по-видимому, его перед тем, чтобы устранить популярнейшего человека, потенциального противника” (Триумф и трагедия. кн. I, ч.2, с.89,95). Если Волкогонов решается на такое предположение, то уж не следует говорить о “любви”, иначе получается анекдот на уровне песенки “У попа была собака”. Но многие до сих пор не решаются. Бывший охранник Сталина А.Рыбин по-прежнему снято верит всему, что говорилось на процессах З0-х годов (“Русский Вестник”, 1991, №4), подобно тому, как дон Кихот уверовал в реальность событий кукольного спектакля. Но особенно старается историк партии А.Кирилина, которая то, как А.Рыбин подозревает в Ягоде инициатора, а не исполнителя, и даже выгораживает Запорожца, которого в конце ноября- начале декабря 1934 года не было в Ленинграде, то даже не исключает “элемент трагической случайности”. По мнению А.Кирилиной, “объяснять эту трагедию только результатами голосования на ХVI съезде – значит упрощенно толковать проблему” (А.Кирилина. Роковой выстрел. “Московская правда”, 10 ноября 1988).

Смехотворность потуг А. Кирилиной убедительно доказал А.Антонов-Овсеенко в серии статей “Убийцы Кирова” (“Гудок”, 11-13 апреля 1989). По его словам, А.Кирилина “упорно, последовательно отводит подозрения от Вождя” и осознанно уводит нас на ложный путь”. А.Антонов-Овсеенко прекрасно понимает цену “алиби” Запорожца, предусмотрительно уехавшего лечиться в Кисловодск. Но всего важней новые сведения, приводимые е упомянутых статьях об убийцах Кирова.

Покидая здание ЦК после беседы со Сталиным по окончании съезда, Киров имел все основания опасаться за свою жизнь. Об этом он сказал Ф.Медведю, полномочному представителю ОГПУ в Ленинградской области. В центральном аппарате НКВД ситуация, сложившаяся наверху, стала ясна сразу. Гибель Кирова предрешена – об этом толковали в гостинице НКВД на Сретенке “Селект”.

Летом 1934 года Киров встретился в Сестрорецке со своим другом бакинских времен А.Севостьяновым и сказал ему: “Алеша, моя голова уже на плахе. Меня убьют”. Аналогичные опасения высказывал он и секретарю Выборгского райкома партии П. Смородину. Свояченица Кирова Софья Маркус лишь через много лет рассказала, что Киров с февраля 1934 года жил в ожидании смерти.

Осенью 1934 года в Казахстане была подстроена авария, Машина, в которой ехал Киров, полетела под откос, но тогда Киров уцелел. После этого Кирова пытались устранить с помощью уголовников братьев Орловых, сидевших в ленинградской тюрьме в ожидании смертной казни. За убийство Кирова им была обещана жизнь, но их попытка была неудачной.

За месяц до убийства Кирова к Иовлеву, секретарю председателя Леноблисполкома П.Струппе, пришла жена одного из ответственных сотрудников НКВД и рассказала, как ее муж с сослуживицами в ее присутствии обсуждали во время пьянки предстоящее убийство Кирова. Заботливый муж после этого упрятал опасную свидетельницу в сумасшедший дом.

А блюстительница чистоты партийных риз А.Кирилина все еще не исключает “элемент трагической случайности”. Нет, Николаев оказался в Смольном 1 декабря 1934 года столь же случайно, как пресловутый рояль в кустах. Простым людям, в отличие от историков партии, все было ясно уже тогда. И сразу же после убийства Кирова пошла гулять по Ленинграду частушка:

Эх, Огурчики да помидорчики…

Сталин Кирова убил в коридорчике.

Как пишет А.Антонов-Овсеенко в “Гудке”, чекисты долго натаскивали Л.Николаева науськивая его на Кирова. Озлобленному неудачнику дали понять, что такие черствые вожди, как Киров, подрывают партию изнутри, поэтому необходимо спасти партию, избавить ее от опасного врага. К политическим Мотивам добавили и личный: Николаеву намекнули, что Киров состоит в интимной связи с его женой, Мильдой Драуле.

Кстати, вполне возможно, что это вовсе не было выдумкой. Как утверждает А.Т.Рыбин, жена Кирова М.Л.Маркус была “женщиной неуравновешенной, страдающей отклонениями в психике и по состоянию здоровья весьма слабой. По этой причине Киров имел знакомых женщин в городе и под Ленинградом”.(“Русский Вестник”, 1991, №4). Очень мило, конечно, звучит: не только в городе, но и в окрестностях. Одного города Кирову, при его темпераменте, было мало. Находившийся в ссылке бывший секретарь Орджоникидзе В.Панкратов сказал, узнав о гибели Кирова: “Если его убил Сталин, он теперь всех нас уничтожит. Если Сергей Миронович погиб из-за женщины – это другое дело” (“Гудок”, 13 апреля 1989). Зная нравы Кирова, Панкратов, таким обаразом, допускал, что Киров мог погибнуть из-за женщины.

Л.Николаев был маленьким человеком с большими претензиями. В своем дневнике он писал: “Я пришел в этот мир, как новый Желябов. Я совершу освободительный акт и спасу Россию”. Но, по верному наблюдению Ницше, “одно – мысль; другое – дело, третье – образ дела”. Преступник, который был на высоте своего дела, когда совершал его, не выносит образ уже совершенного дела. Так произошло и с Николаевым: сразу же после убийства он впал в истерику, а когда в Ленинград прибыла следственная комиссия с самим Сталиным во главе, Николаев на первом же допросе повалился на колени и указал на чекистов: “Это они меня заставили! Четыре месяца меня ломали! Они сказали мне, что это нужно партии и государству”. Свидетелями этой сцены были второй секретарь Ленинградского обкома Чудов, выражавший уверенность, что Николаева сразу же после этого прикончили, и областной прокурор Пальгаев, который застрелился, поняв, что услышанное все равно будет стоить ему жизни (“Гудок”, 12 апреля 1989).

Сталин поспешил извлечь из убийства Кирова максимум политических выгод и приказал разыграть для публики судебный фарс. Сначала следили дело о Ленинградском террористическом центре, главой которого объявили Ивана Котолынова, бывшего члена ЦК ВЛКСМ, исключенного из партии в 1927 году за участие в зиновьевской оппозиции. 13 человек, пришитых к Николаеву, виновными себя не признали, но тем не менее были рас стреляны. Потом к одному Ленинградскому центру решили добавить и второй – арестовали 77 человек во главе с бывшим членом ЦК П.Залуцким, после чего распространили репрессии и на Москву. Арестовали Зиновьева и Каменева, бывшего секретаря Ленинградского обкома Григория Евдокимова, бывшего начальника Ленинградского [ПУ Ивана Бакаева и ряд других бывших функционеров.