Олег Якубов - Привет эпохе

Известный советский эстрадный артист Смирнов-Сокольский, рассказывал Набатов, приехал на гастроли в Ленинград. Остановился в старинной гостинице в люксе, где мебель была исключительно антикварной. После очередного концерта был приглашен на банкет с обильным угощением, изрядно там выпил и прекрасном расположении духа поздно ночью верн6улся в свои апартаменты. Перед сном решил он по многолетней привычке выкурить папиросу, устроился в глубоком старинном кресле, поймал на радиоволне какую-то джазовую мелодию и вскоре задремал. Проснулся от резкого запаха чего-то паленного и с ужасом увидел в кресле ужаснувшую его дыру с отвратительными черными подпалинами. Ночь прошла в кошмарах, а по утру ринулся актер в магазин «Пионер», где в соответствии с продуманным за ночь планом приобрел лобзик. Вернувшись в отель, Смирнов-Сокольский заявил дежурной, что разучивает сейчас тексты для нового эстрадного концерта, а потому в номере у него повсюду разбросаны бумаги, которые ни в коем случае трогать нельзя, а посему пока в апартаменты пусть, дескать, никто из обслуживающего персонала не заходит, его не беспокоит, а он и без уборки обойдется. В номере артист энергично принялся за дело и уже через каких-нибудь пару часов антикварное кресло превратилось в груду мелких полешек. Упрятав все это безобразие в платяной шкаф за плотными вешалками с одеждой, престарелый проказник за несколько дней обломки бывшего антиквариата вынес партиями в пузатом своем портфеле. Прошли гастроли, Смирнов-Соокльский покидал Ленинград, а перед тем, как выписаться из гостиницы, к нему в номер поднялась администратор.

– Позвольте, – удивилась она, – в номере было два кресла, а теперь только одно.

– Помилуйте, голубушка, – пробасил артист. – Кресло было одно.

– Да как же одно, когда я точно помню, что два, вот у меня и в книге учета инвентаря записано, что два, – упорствовала администратор.

– Ну знаете, – деланно обиделся гость. – Это у вас в записях явно какая-то ошибка. В конце-концов, я надеюсь, не думаете же вы, что я ваше кресло в своем портфеле вынес…

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО РАЙКИН

Аркадий Исаакович Райкин приехал на гастроли очень больным. Позже выяснилось, что это был один из последних, если не последний в жизни гастрольный тур великого артиста. Видно, худо ему стало еще в самолете: пилот сообщил земле, у трапа уже дежурила «скорая помощь» и Райкина отвезли не в гостиницу, а сразу в больницу. Врачи категорически запретили ему выступать, но глянул на стоявшего рядом администратора концертного зала, своим неповторимым тихим голосом с улыбкой спросил: «Афиши расклеены? Ну, вот видите, доктор, афиши уже расклеены, как же можно сорвать концерт?» И вот на сцену своей стремительной походкой выходит Райкин – высокий, стройный, в супермодном кремовом костюме. Лишь седая прядь выдает в нем немолодого человека. Он читает два монолога, убегает со сцены, падает за кулисами на специально подготовленный диванчик, врачи делают ему укол и через буквально несколько минут Его Величество Артист – снова на сцене.

Я стоял за кулисами и понимал, что ни о каком интервью и речи быть не может. Конечно, это было в высшей степени непрофессионально, но у меня и язык бы не повернулся еще и своими вопросами мучить этого, едва держащегося на ногах человека. Райкин заметил меня сам.

– А что это вы, молодой человек, там скромненько в уголке жметесь?..

Я представился, сказал, что хотел бы задать несколько вопросов, но понимаю, что, мол, Аркадию Исааковичу не до того.

– Ну отчего же? – возразил вдруг Райкин. – Пока делают укол, я все равно бездельничаю. Спрашивайте. Только уж не обессудьте, если прервусь на полуслове, с выходом на сцену задерживаться не стану.

Врачи зашипели на меня, аки клубок растревоженных ядовитых змей, но Райкин уже жестом пригласил меня присесть рядом с ним.

Это было самое странное и самое прекрасное интервью в моей жизни. Оно прерывалось каждые три-четыре минуты, потом через минут пятнадцать-двадцать снова возобновлялось. Я напрягал слух, что не пропустить ни единого слова, произнесенного шелестящим шепотом этого, уже смертельно больного гения, а через минуту тот же голос уже гремел со сцены.

ГОЛОС СТРАНЫ

Накануне Дня Победы мне нужно было взять интервью у легендарного радиодиктора, народного артиста РСФСР Юрия Левитана. Того самого, кто читал во время войны все сводки Совинформбюро и про которого Гитлер сказал: «Возьмем Москву, первым делом Левитана повешу».

Юрий Борисович, несмотря на преклонный возраст, все еще работал, был очень занят и интервью со дня на день откладывалось. В конце-концов я не выдержал, наговорил Левитану по телефону каких-то дерзостей и даже упрекнул в том, что он-де скрывает одну из ярчайших страниц истории Великой Отечественной войны, коли не желает о себе рассказывать. На этот демарш Юрий Борисович неожиданно для меня не только не обиделся, но даже рассмеялся:

– Ну, раз вы считаете, будто я что-то утаиваю от истории, то я обязан это заблуждение опровергнуть. Приезжайте немедленно.

Почти час мы говорили с ним о годах войны, потом он извинился, сказал, что вот теперь-то ему действительно уже надо идти в студию.

– Но я компенсирую вам долгое ожидание, – сказал Юрий Борисович. Он открыл одну из лежащих на его столе папок, достал оттуда фотографию и протянул ее мне. – Это вам на память. Редчайший, можно сказать, уникальный снимок Юрия Гагарина. Это первое посещение Юрием Алексеевичем телевизионной студии на Шаболовке.

АНЕКДОТЫ ПО СЕКРЕТУ

Популярный артист Одесского театра музыкальной комедии Михаил Водяной был на гастролях в Ташкенте. На улицах его узнавали, шептались вслед: «Попондопуло идет». Именно после этой роли в фильме «Свадьба в Малиновке» артист получил особую известность и признание публики.

В те годы Михаил Водяной в артистической среде считался непревзойденным рассказчиком анекдотов, которых знал множество. После очередного концерта мы ужинали вместе. Нас, журналистов, было, кажется, человек пять, гость пришел с женой. Во время ужина стали «травить» анекдоты. Увлеклись и засиделись до утра. Уже уходя, Водяной пробурчал довольно обиженно:

– Больше в Ташкент никогда не приеду.

– Мы вас чем-то обидели?

– «Обидели», – передразнил он. – Не обидели, а оскорбили. Можно сказать, в самую душу плюнули. Вот уж никогда бы не подумал, что в каком-то Ташкенте могут знать анекдотов больше, чем их знает сам Водяной, – но тут не выдержал своего собственного тона, рассмеялся и похвалил. – Молодцы, ребята. Только уговор, об этом никому ни слова. Договорились?

Х Х

Х

ГЛАВА 4

…Придумал новую рубрику, назвав ее «Город знакомых лиц». Идея такова – рассказать о работе тех, с кем жизнь сталкивает нас повседневно: с водителями автобусов и сантехниками, мастерами по ремонту телевизоров и теледикторами… Короче, для репортера нескончаемая тема. Совершенно неожиданно рубрика эта изменила мою жизнь круто и решительно.