Олег Якубов - Привет эпохе

Мы беседовали несколько часов, настолько оба были увлечены разговором. Каких только тем ни касались – и профессиональных и просто, что называется, за жизнь общались. Никулин даже спел мне недавно на его стихи написанную песню, для чего с гитарой из соседней комнаты позвал сына Максима. Когда уже беседа подходила к концу, я сказал: «Еще один вопрос для интервью, Юрий Владимирович. В Израиле, понятное дело, вы для «Белого попугая» снимали еврейские анекдоты. А какие анекдоты планируете для следующей передачи?

– На Чукотку поедем, анекдоты про чукчей будем записывать, – лаконично ответил Никулин.

Тут я возьми, да брякни. Я тоже один анекдот смешной про чукчу знаю, для передачи он, правда, не подойдет, но вдруг вы его не знаете, и вам для коллекции интересно будет.

Никулин рассмеялся и закричал: Максим, Максим, иди сюда скорее.

Из своей комнаты снова вышел Максим.

– Посмотри на этого нахала, – обратился Юрий Владимирович к сыну. – Утверждает, что знает какой-то анекдот, который я не знаю.

Максим довольно флегматично ответил: «Ну, а что тут такого, может, и вправду не знаешь.

– Так, – ошарашенно развел руками Никулин. Значит, вы заодно. Ну, хорошо же. Вот лежат три мои книги, – он кивнул на журнальный столик. Одну из них я предполагал тебе подарить с автографом. А теперь ставлю тебе условие. Если рассказываешь анекдот, который я не знаю, подписываю тебе все три книги, если я анекдот знаю, не получишь ни одной. Ну что будешь рисковать?

– Буду, – я согласно кивнул.

– Нет, ты вправду нахал, мне даже нравится.

– Да никакой не нахал, – запротестовал я. Просто ничем не риску. – И с этими словами открыл портфель, в котором у меня лежала специально захваченная с собой книга Юрия Владимировича. – Как видите, я не наглый, а запасливый. И о том, чтобы не уйти без вашего автографа позаботился заранее.

– Ладно, задорно рассмеялся Никулин. Твоя взяла, рассказывай свой анекдот.

А анекдот у меня был такой. Чукча прие5зжает в Москву, в последний день ходит по магазинам, покупает родне подарки. Забрел в магазин фирмы «Свет» и ошалел от сияния. Подозвал продавщицу и кивая на каждый незнакомый ему предмет «цокает». «Это цо?» «Это торшер», отвечает продавщица. «А это цо?» «Это бра». «А это цо?, кивает чукча на люстру. Надоело это бесконечное «цо» продавщице, она возьми, да брякни. «Жопа это». «Сколько стоит зопа?», интересуется чукча. «Тысяча двести рублей». Чкуча покопался в карманах, но наскреб только тысячу и, огорченный, вышел из магазина.

Вернулся он домой, собрал родных и друзей, делится московскими впечатлениями, в том числе и про поразившую его люстру рассказывает: «А в одном магазине зопу выдел, вся с висюльками, сияет, переливается, вот только денег купить не хватило.

Прошло пару лет, поднакопил чукча деньжат, снова в Москву отправился, но теперь уже первым делом в магазин «Свет» приходит. Только продавщица была там другая. Чукча с ходу к ней: «Девушка, мне за тысячу двести зопу покажи». Та ошалела и бегом к директору: «Иван Иваныч, там какой чудак с севера приехал и просит, чтобы я ему за тысячу двести рублей жопу показала.

– Ну что ж, Машенька, за такие деньги, я считаю,– можно.

Продавщица манит чукчу в подсобку, задрав юбку, показывает ему.

– Не, недовольно качает головой чукча, – мне не такую, мне с висюльками. Снова продавщица бежит к директору: «Иван Иванович, он, оказывается, не мою, он вашу посмотреть хочет…»

Юрий Владимирович смеялся от души, а я покидал знаменитого артиста, унося в портфеле три книги с автографами Никулина.

ПО ЖЕЛАНИЮ ПОЭТА

Поэт Евгений Евтушенко гурман известный. Он великолепно разбирается в приготовлении коктейлей, сам изобрел несколько оригинальных рецептов, ценит и любит национальные кухни. В Израиль Евтушенко приехал для участия в международной книжной выставке и выступал со своими творческими вечерами. Газета «Время», в которой я тогда работал была информационным спонсором книжной выставки, я встречал Евтушенко в аэропорту. Прилетел он поздним вечером, по дороге в гостиницу поинтересовался, чего бы гость хотел отведать, не преминув заметить, что в Израиле есть рестораны многих народов мира.

– Тогда вопрос на засыпку, – тут же откликнулся Евгений Александрович. – А грузинский ресторан есть?

– И не один, – заверил я его.

– Что и хаш делают? – с недоверием поинтересовался поэт.

– Всенепременно. – Я лично знаю, хозяина ресторана «Кавказ», который приготовление хаша никому не доверяет, готовит исключительно собственноручно. Поэтому хаш у него даже вечером подают.

– Что даже сейчас, в такое вот время можно хаш отведать, – снова выразил недоверие Евтушенко.

– Без проблем, – легкомысленно откликнулся я.

– К черту гостиницу, успеется, – заявил гость, – а сейчас едем на хаш.

Мы отправились в «Кавказ», где хозяин ресторанчика, вечно заросший щетиной Илюша из уважения к классику обслуживал его лично. Евтушенко ел хаш с большим аппетитом, нахваливал его, потом поинтересовался у меня: «Сам-то ты откуда родом». «Из Ташкента», – ответил я. «О, узбекский плов и лагман – это чудо!», воскликнул поэт.

– Ну что ж, в ближайший ваш выходной прошу к себе домой, приготовлю и плов, и лагман, – пригласил я его.

– Что сам, приготовишь.

– Сам приготовлю.

– Тогда вот что. Ты меня не просто к столу зови, ты скажи, когда начнешь готовить, я весь процесс хочу от начала до конца увидеть.

Мы заглянули в программу работы выставки, сверились с датами творческих вечеров и тут же определили, когда у поэта будет ближайший выходной. Часиков в девять утра назначенного дня Евтушенко уже звонил в мою дверь. В приготовлении блюд он возжелал принять самое деятельное участие, заявив, что уж что-что, а лук или там морковь он почистить сумеет не хуже любого повара. К обеду мы управились, пришло еще несколько человек и мы компанией уселись за стол. И плов, и лагман, да и другие блюда удались, похвастаюсь, на славу, застольная беседа текла весело и непринужденно. Рассказчик Евгений Александрович отменный, да и слушать собеседника умеет. Одним словом, замечательное было у нас застолье. Поев, мы, отдуваясь, уселись в кресла и на диван, кто-то предложил на память сфотографироваться, я достал «поларойд». На одной из фотографий Евтушенко сделал мне стихотворную надпись, которой я по сей день горжусь и бережно этот снимок храню. Как раз в тот момент, когда мы фотографировались, пришла из школы моя дочь. Если память мне не изменяет, училась она тогда во втором классе. Евтушенко тут же расцеловал ее в обе щеки и предложил: «Садись ко мне на колени, сфотографируемся с тобой».

– Зачем? – не поняла дочка.

– Как зачем? – даже опешил Евтушенко. – Вот твой папа нас сейчас сфотографирует, ты эту фотографию сбережешь, а когда вырастешь, будешь всем показывать. Девочка кивнула, уселась к поэту на колени, но перед тем, как фотографироваться заявила: «Ладно уж, раз тебе так хочется…»