Судьба всегда звонит дважды

Долго уговаривать ему Машу не пришлось.

А потом, когда Артем Борисович ушел за кофе и они остались с матерью Баса наедине... Маше страшно неловко, она не знает, что сказать, куда руки деть в обществе такого непонятного для нее человека.

- Мария, - та сама, первая, неожиданно нарушает повисшее за столиком молчание. - Наверное, я должна перед вами извиниться.

- Нет! - только этого еще не хватало! Маша совершенно искренне не хочет, чтобы эта женщина с пронзительными зелеными глазами и тонкими губами унижалась перед ней извинениями. Ничего хорошего из этого не получится. - Нет, ну что вы! Вы совершенно не должны этого делать!

- Именно поэтому, - ее собеседница серьезно кивает, - я прошу у вас прощения. У меня были причины так поступить, но это не оправдание. Прошу меня извинить.

- Конечно! - торопливо соглашается Мария. - Я все понимаю. Вы имели право и... Я правда все понимаю. И...

У Маши действительно нет слов, чтобы правильно сказать, что она чувствует. А мать Баса вдруг легонько гладит ее по плечу.

- Наверное, теперь я могу обращаться к тебе на "ты"?

- Да! Конечно, мадам!

- Арлетт, - старшая из женщин слегка улыбается. - Меня зовут Арлетт.

Последующие часы за "счастливым столиком" были посвящены, в основном, рассказу Маши. Именно потому, что ее расспрашивали обо всем - о семье, об образовании, о работе... Где живет, кто папа, кто мама, где бывала, что видела. Словом, выложить пришлось почти все о себе, и именно поэтому время мучительного ожидания... это плетущееся черепашьим шагом время вдруг как-то незаметно кончилось.

_________________

Она не понимает ни слова из того, что говорит серьезный, невысокий и горбоносый врач - может только вглядываться в мимику и жесты всех троих - его, Артема Борисовича и Арлетт. И именно улыбка Васькиной матери дает ей первую надежду. А потом - слова Литвинского-старшего:

- Ну что, Маша? Будем праздновать?

- Есть что? - еще не давая надежде вырасти в полноценную радость.

- Доктор Рошетт убежден, что есть. Все получилось, как врачи планировали. И даже сверх того. Не исключено, что и вторая операция не понадобится.

Если бы она была одна, наверное, она отреагировала бы иначе. Но сейчас... с людьми, с которыми она пережила эти очень непростые часы, одни их самых сложных за последние месяцы, хотя это вообще было трудное время, но все-таки... Словом, дрогнула Маша. И плакала она на плече Артема Борисовича, и, кажется, Арлетт гладила ее по голове, и негромкий голос Васькиного отца:

- Ну, все, все, Маша. Будет. Все хорошо.

Впрочем, потом Маша понимает, что плакала не одна она.

_________________

Ей позволили пройти в реанимацию, хотя Васька еще без сознания. Более того, ее великодушно оставили с ним наедине.

Она смотрит на него, на бледное лицо с побледневшими же веснушками. Глаза закрыты, тени под ними не только от ресниц. Все-таки как же трудно ему пришлось за последнее время, просто невообразимо. Светло-рыжие волосы разметались по подушке почти по-девичьи. Нет, парня надо срочно стричь. Маша слегка улыбается. И может себе наконец-то твердо сказать: "Все хорошо. Все в порядке. Он выдержал. Он смог".

А потом ее ждет нежданный подарок. Она видит, как дрогнули его ресницы. Взгляд - поначалу совершенно мутный, дезориентированный, непонимающий. Моргнул раз, второй. Прорезалось фирменное Басово выражение лица: "Мне все трын-трава". Маша не дает ему повода первому сказать глупость.

- Привет.

- Привет. Ну что, доктор, - он слегка морщится, - я смогу теперь, после операции, танцевать танго?

Неисправим.

- А до операции мог?

- Неа.

- Ну, значит, и после не сможешь. А вот ходить - запросто. Доктор Рошетт в этом совершенно уверен.

- Правда?

- Да.

- Черт. Блин, - он говорит это тихо и почти безэмоционально. Закрывает глаза и шепчет, с прикрытыми веками: - Неужели, правда?

- Клянусь своим "Никоном".

Он открывает глаза и столько в них... что кажется, будто включили мощную лампу.

- "Никоном"? Это святое. Верю.

- Рад? - она спрашивает об очевидном, но очень хочется с ним поговорить.

Бас медленно кивает, а Маша спохватывается.

- Ой, надо же позвать... доктора там, или медсестру. Ты как себя чувствуешь вообще?

- Выпить хочется просто смертельно.

- Вряд ли тебе сейчас можно, - улыбается Маша.

- Мне категорически нельзя. Но хочется от этого не меньше.

_________________

Над Парижем стоит образцово-показательная поздняя весна, выказывающая твердое намерение перейти в такое же образцово-показательное начало лета. Цветут каштаны, толстые парижские голуби степенно и вальяжно избегают внимания детворы, взлетая лишь по самой крайности. Пожилые парижане играю в "шары", с плавучих ресторанов на канале Урк слышно живую музыку.

Все это Бас видит Машиными глазами. Каждый день Мария приносит ему улов. Маленькие фотозарисовки Парижа - красочного и грязного, шумного и задумчивого, загадочного и прямолинейного. Это Машин Париж.

Разглядывая фотографии, Бас понимает - как она талантлива. Она умеет видеть чудо в обыденности - качество, которое отличает волшебников с камерой в руках от всех прочих смертных. А, с другой стороны, совершенно очевидно - сколько на это потрачено времени. Огромное количество времени на то, чтобы развлечь его. Постепенно начинает приходить осознание - сколько она вообще сделала для него. И продолжает делать.

________________

- Я с тобой никуда не поеду!

- Спокойно, больной! Вам вредно нервничать, - Маша постукивает пальчиками по спинке кресла-каталки. - Что за недоверие? У меня права уже четыре года. Уж с твоим креслом как-нибудь управлюсь.

- Не хочу!

- Вот капризный! А за контрабанду?

- Что ты имеешь в виду? - и в самом деле озадачен.

- Я сейчас везу тебя гулять. А завтра принесу тебе бутылку пива.

Он не тратит ни секунды на размышление.

- Две!

- Я полагаю, торг здесь не уместен. Одна! Но! Твое любимое чешское темное.

Вздыхает.

- Ладно. Черт с тобой.

- Вот и отлично. Ну что, красивая, поехала кататься?

- Красивая?!

- Конечно, красивая! Просто Василиса Прекрасная! После того, как ты наконец-то соизволил косы состричь.

______________

Чувство благодарности может быть тяжелым грузом. Особенно, если ты не понимаешь, за что тебе такое счастье. Особенно, если понимаешь, чего это стоило тому, кто тебе помогает. Особенно, если тебе самому нечем, совершенно нечем отблагодарить в ответ.

На его небрежный вопрос о том, где она живет, Маша ответила - в пансионе. Угу. Столько времени снимать комнату в пансионе. В Париже это в любом случае недешево. А ведь ей надо на что-то жить - кушать, ездить в метро. Покупать ему всякие смешные подарки-безделушки, черт подери!

Он решился и прямо спросил ее об источнике средств к существованию. Видно было, что тема разговора Маше не особо приятна, но ответила без колебаний. Так, значит у Машки состоятельный папаша. Который и оплачивает, по сути, всю эту благотворительность. Сложившаяся ситуация Басу не нравилось ужасно, но отказаться от Машиного общества он не мог. Пока не мог.