Оглашенные

Я пытаюсь ему возразить, по поводу того, что наше начальство договорилось с мирскими властями. Но, почему-то совсем не находятся слова, нужные слова. Как назло вспоминается наш владыка со своим негативным отношением к антипапскому крестному ходу.

Может, действительно, они все там наверху договорились?!

Виски уже разлилось живительным теплом по телу, вымыло телевизионную муть из мозгов. Стало все равно. А дядя не унимается.

– И вообще, вот я не понимаю, что вам всем старичок плохого сделал? – При этих словах дядя сладко потягивается в кресле, проводит ладонью по своим кошачьим усам. – Старичок и так в маразме, совсем безобидный. Ну, приедет. Уедет. Что изменится?

– Кстати, если даже и не приедет, все равно интеграция Украины в Европу состоится. Что бы там не кричали оболтусы, вроде тебя.

Я начинаю что-то лепетать про унию, шестнадцатый-семнадцатый век, про то, сколько крови православной на Украине католиками было пролито.

– Шестнадцатый век! – хохочет дядя и гладит себя по упитанному животу, – семнадцатый век! Да ты еще Александра Невского вспомни. Ну, вы все фантазеры. Где вы живете? На какой планете?

– Вадим, надо жить здесь и сейчас, здесь и сейчас! В этом времени, в этой реальности. Ну, вы, короче… как дети, блин. И пока будете детьми, вас все, кому не лень, будут использовать для своих грязных политических делишек.

Дядя разливает остатки виски.

– Лучше бы ты на программиста выучился, – говорит дядя. – Сейчас бы нормальные бабки имел. А так, работы серьезной нет, времени свободного уйма, вот и носит тебя по всяким митингам и крестным ходам. И вообще, я не понимаю, что общего у церкви с политикой?

– Я сам не понимаю, – отвечаю я. – Только крестный ход – это не митинг. Это совсем другое. Это молитвенное взывание к Богу. И я ничуть не жалею, что принял участие. Пусть я плохой православный, но я верю в Бога. Я знаю, что есть Бог, есть Его Пресвятая Матерь и они так же реальны… вот как Вы сейчас передо мной!

– Да, – задумчиво протягивает дядя, – может, и есть, кто это отрицает. А тебе с такими мыслями в монахи пора. Все ж лучше, чем болтаться без дела?

– Может быть. Я подумаю…

Спал беспокойно. Снилась колонна крестного хода, и я в этой колонне. А вокруг меня какие-то старушки и бомжи. Я верчу головой, ищу наших, но наших нет. Ни Михаила, ни Олега, никого. И мы поначалу как куда-то идем, а потом выясняется, что никуда мы не идем, мы ходим по кругу и все время здороваемся за руку с Симоненко.

Я начинаю спрашивать, почему мы все по кругу ходим, почему не идем к Софийскому Собору. А мне кто-то отвечает, что это только кажется, будто мы по кругу ходим, а на самом деле мы не по кругу ходим, мы жизнь проживаем, как она есть, в настоящем. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас…

Тамплиеры

Как и следовало ожидать, наш антипапский крестный ход не остановил визита понтифика. И церковное руководство нас, действительно, предало. Визит папы в Киев состоялся.

Ничего. Мы спокойны. Все что не делается, все к лучшему.

Руководство Киево-Печерской Лавры не с нами, зато стихии природы за нас! Все три дня, что папа был в Киеве, стояла ужасная погода – сыро, ветрено, дождливо и довольно прохладно для конца июня. Едва ли ни каждый час налетали внезапные ливни. Мне даже казалось, что струи дождя черные.

И Киево-Печерскую Лавру остояли. Запланированный визит в Лавру понтифика не состоялся. Все три дня мы служили, на территории Лавры, почти не прекращающиеся молебны и акафисты.

И вот вчера папа покинул Киев. И сразу же засияло солнышко, вернулось лето. Сегодня последний день нашего пребывания в столице.

Устраиваем себе паломничество в Китаевскую Пустынь. Не терпится посмотреть знаменитые Пещеры.

Можно было бы посмотреть Пещеры и в самой Киево-Печерской Лавре, но ни я, ни Михаил не любим туристов. За пять дней нашего антипапского противостояния в Лавре туристы изрядно намозолили нам глаза.

Пещеры же Китаевской Пустыни, как считает Михаил, более «девственные», менее истоптаны туристами.

Китаевская Пустынь поразила меня отсутствием строго очерченной монастырской территории. Без всякого ограждения и монастырских ворот, двух-трех этажные мирские домики плавно перешли в небольшие монастырские строения: сарайчики, одноэтажные кельи.

Потом опять пошли мирские дома, и опять монастырские строения. Только что на уютных скамеечках сидели почетные киевские пенсионеры, и вот уже вокруг нас ходят редкие монахи.

– Скорее, – тянет меня за руку Михаил, – надо быстрее найти игумена, взять у него благословение.

– Как же так, – возмущаюсь я, – ни забора тебе, ни ворот. Странный монастырь.

– До революции здесь был нормальный, довольно большой монастырь, – говорит Михаил. – Потом большевики, как водится, монастырь закрыли. Все попереломали. А потом и вовсе стали жилые дома на территории монастыря строить. Наконец, додумались институт пчеловодства в монастыре открыть.

– Потом пришли новые власти. Часть территории монастырю вернули, кусочками. Вот и вынужден монастырь сосуществовать с пчеловодами и обычными мирскими жителями… И вообще, говорят, монастырь мирские власти нещадно притесняют… За тамплиеров.

– Что?! Каких еще тамплиеров?!

– Темная история, – говорит Михаил. – У меня здесь в Киеве брат есть. Он православный. Так вот, от него я слышал, что тут, на территории монастыря, находился орден тамплиеров. Под видом некоей благотворительной организации они снимали помещение. Всем золотые горы обещали: пчеловодам – новые ульи, монастырю – золотые купола.

– Однако монахи на золотые купола не купились. Подняли шум. Потребовали от непрошеных гостей удалиться с территории монастыря. Одним словом, скандал был на весь мир. Представь, нашему киевскому митрополиту звонили из администрации президента Америки, возмущались, «по какому праву милых их сердцу тамплиеров выгоняют»? Но братия своего добилась. В общем, ушли еретики. А монастырь у властей на карандаш попал.

– Кстати, сейчас, брат говорил, в Китаевской Пустыни от силы двадцать-тридцать насельников. И их становится все меньше и меньше. Так что ничего не стоит все это за ненадобностью прикрыть. Вот так-то.

Игумена находим возле трапезной. Увы, Пещеры отменяются, закрыты. Какие-то трения у монастыря с местными властями. Михаил деликатно спрашивает о делах в монастыре, в общем плане, двумя-тремя словами.