Оглашенные

Еще перед собранием со мною и Партайгеноссе беседовал наш интеллектуал Сергей. Убедительно просил поддержать полковника. И убедил.

Действительно, Владислав Иванович лошадка темная – сухой и жесткий ортодокс, бюрократ. Как он будет председательствовать? Страшно и представить. А полковник все же наш, известный человек. Его характер и привычки изучены.

– Завхозов приструним, – пообещал нам Сергей. Мол, на сей счет есть уже договоренность с полковником.

Подобную беседу Сергей провел и с Михаилом. Разве что еще пообещал помочь с версткой журнала (как раз верстался первый цветной номер). И вроде бы как Михаил нехотя согласился с аргументами Сергея. Но далее произошло следующее: началось голосование, голосовали за полковника и за Владислава Ивановича. И полковнику не хватило всего одного голоса. И голосом этим стал, по иронии судьбы, не кто иной как Михаил.

Он сперва воздержался, потом голосовал за кандидата от Библиотеки, потом опять воздержался. И вот тут-то руководство и показало нам, что такое «управляемая демократия». Голосовали еще и еще, до одури. Однако результат оставался прежним.

Наконец кто-то не выдержал и покинул зал. У полковника оказалось на два голоса больше. Тут же Соловьев с радостью всем сообщил, что волеизъявлением «большинства» председателем остается Нефедов.

Вот так-то вот.

Люди отца Леонида уходили в гробовом «протестном» молчании. Выносили монархический флаг. И как только флаг вынесли с наших «большевиков» как заклятие сняли. Толпа кинулась поздравлять полковника с победой. Однако по растерянному лицу полковника было видно, что победа эта весьма и весьма спорная.

– Вот и вся политика, – сказал мне Партайгеноссе, – покричали, пошумели и еще больше возненавидели друг друга. Нет в нашем городе организованного русского движения. – Партайгеноссе вздохнул, – идем, что ли, на улицу.

Вышли на улицу. Люди отца Леонида исчезли бесследно. Исчез и Михаил. На душе мучительная неудовлетворенность собранием и вообще всем происходящим, опустошенность на душе.

Русский Мир разделился не только вовне, он еще разделился и внутри меня. Двоятся мысли, двоятся чувства. Одним симпатизируешь идеологически, к другим сугубо человеческая симпатия.

Несмотря ни на что, остается теплое чувство к полковнику, полковника жалко. Но еще более обидно за монархическую идею, больно было слушать обвинения в адрес Царя-Страстотерпца, как бы он ни правил, но взгляд его глаз я не забуду никогда.

Во время дурацкого многочасового голосования часто ловил себя на мысли, что монархисты отца Леонида абсолютно чужды киевскому руководству. Руководство не просто симпатизирует полковнику. Нет. Оно, руководство, симпатизирует вообще «левому лагерю» – даже не так – левому мироощущению.

Тут ничего не поделаешь, эти люди сформировались как личности в СССР. И остаются такими, даже если яростно критикуют коммунистов. Это на всю жизнь, тут ничего не изменишь. И, похоже, здесь заложен тупик любому нашему политическому движению.

Библиотеки больше нет!

Звенящая в ушах тишина, которую испытал потрясенный необычным исходом дела с Антиминсом отец Леонид, была весьма обманчивой. Впрочем, батюшка и не строил никаких особых иллюзий на этот счет. Он просто верил: так чудесно история с «крошками на Антиминсе» разрешилась по молитвам его духовного отца, и знал: владыка на этом не остановится.

И все же, что заставило епископа быстро расписаться на Антиминсе и уехать?

Через несколько дней отец Леонид узнал одну интересную подробность этой странной истории. Узнал он это от своего благочинного, который также был на собрании, но не произнес в присутствии отца Леонида ни слова (благочинный тайно сочувствовал опальному батюшке).

Случилось же следующее: когда батюшки, что были на «Синедрионе», толпой высыпали в епархиальный двор (а произошло это сразу после отъезда отца Леонида на приход), им на встречу попался отец Петр, молодой и немного испуганный человек, земляк епископа. Увидев необычайное скопление духовных лиц отец Петр вытаращил глаза:

– Шо таке? Шо трапылось? На шо вы тут все собралысь? А?! Святы отцы!

Отец Олег, большой любитель пошутить, многозначительно возвел очи в белесое небо:

– О, брат, тебе не понять, – сказал он загадочным голосом. – Слишком, слишком высокие церковные сферы здесь задействованы.

Отец Петр открыл было рот, желая уточнить, о каких именно сферах идет речь. Но, испугавшись своего же вопроса, промолчал.

Потоптался еще минут пять возле батюшек, жадно вслушиваясь. Однако ничего интересного не услышал. Духовные лица жаловались на жару, говорить же о загадочных церковных сферах явно не собирались.

Отец Петр вздохнул и направился на прием к владыке. Где и доложил о «высоких церковных сферах». Епископ воспринял шутку всерьез.

Кто его знает, этого отца Леонида. И если он архиерею, члену Священного Синода жаловаться пытался, мало ли что еще удумает…

Тут, возможно, и вспомнился неподписанный Антиминс. Владыка все как-то не торопился ставить свою подпись, словно она, эта подпись, неким магическим образом переведет опального батюшку в разряд «своих».

А тут вот вспомнилось. И епископ, скорее всего, решил не рисковать – опального батюшку пока не трогать, а вот подпись поставить, мало ли что.

Отца Леонида оставили в покое, а вот в Библиотеке спустя некоторое время произошел один неприятный инцидент. В один из тихих теплых деньков конца августа, как раз когда «завхозы» наводнили наш многострадальный штаб, в Библиотеке появился редкий в последнее время гость – Витамин.

И все б ничего, да только был Витамин изрядно пьяный. И необычайно болтливый. Поначалу он попытался завести неоконченный еще с прошлого года спор с Андреем по поводу арийской символики православных куполов.

Увы, Андрей только холодно блеснул своими грустными семитскими глазами и посоветовал Витамину никогда больше не появляться в Библиотеке в таком виде.

– Ах, так! – взвился Витамин, – какие мы здесь святоши, блин. Дак я, блин, больше и не приду сюда никогда. Хотите знать, почему? – Ответом Витамину было ледяное молчание. Витамин пьяно качнулся, и неопределенно махнув рукой, надрывно прокричал:

– Потому что Библиотеки вашей больше нет, нет больше Библиотеки! Вот так, святоши…

Витамин разразился злой и сумбурной речью, не лишенной впрочем, и правдивых нот. Действительно, как миссионерский центр, детище отца Леонида почти престало существовать. А это собственно и есть то, что народ Библиотекой назвал.