Оглашенные

–А если взять историю нашей церкви, а? Сколько там похожих и гораздо более ярких моментов… Старообрядцы были по-своему правы? Очень правы! Дело же не в перстосложении было… Двуперстие – это так, знамя, зримое воплощение жизненной позиции. Они противились тому, что через церковные новшества в жизнь входил дух, который был очень соблазнителен.

–Вот представь себе, приходит завтра новый предстоятель церкви и говорит примерно так: вот что, с завтрашнего дня крестимся так, как весь цивилизованный мир – ладонью, а не щепотью. Календарь тоже свой устаревший отбрасываем. Кто не согласен – анафема! А кто станет болтать против правительства – про масонов да про Новый Мировой Порядок – в дурдома да лагеря!

Михаил взволнованно махнул рукой, резко осекся и вдруг спросил меня:

–Тебе такое понравиться? Представь себя на их месте.

Не дождавшись моего ответа, Михаил продолжил:

–А посмотри на восемнадцатый век! Это же тихий ужас! Русские крестьяне из грамотных работяг превращены в быдло. Дворяне из служилого сословия, заработавшего себе право на свои льготы кровью своих предков и своей собственной, превратились в паразитов, угнетавших рабов-крепостных. А синодальная церковь помалкивала. «Владычки» пописывали дрянные стишки на латыни, норовя попасть в «свет», а приходские батюшки были таким же быдлом, как и работяги. Как на все это должны были смотреть староверы?! Как?!. Будь я на их месте, я бы тоже презирал «никониан».

–Раз все так уж плохо, то почему ты сейчас не перейдёшь в старообрядчество? Разве тебя жена не просит об этом?

Жена Михаила была духовным чадом одного из старообрядческих архиереев.

–Нет, я не стал бы делать этого, а она, она умная, не просит..

Отхлебнули чаю, Михаил промолвил:

–Староверы попали в старую ловушку под названием «фарисейство». В современном русском языке понятием «фарисейство» ошибочно определяют то, что должно называться лицемерием. Лицемер делает одно, а думает – другое. Фарисеи – исторические иудейские фарисеи – такими не были. Не были они лицемерами. Они действительно неукоснительно исполняли свой закон. И гордились этим.

–Ты никогда не ловил себя на том, что, глядя на «мирских» людей, в душе благодаришь Бога за то, что ты не такой, как они, ты православный. Православный, а не какой-то там еретик, или материалист! Не как они, «мирские», Бога не знающие! Понимаешь, в чем ловушка?! Нет, я вроде бы не превозношусь, не говорю про себя, что я – лучше, благодаря себе самому, но, все-таки, не забываю о том, что я не такой. Не забываю, понимаешь?! И вот эта самая память о том, что Господь сподобил меня быть лучше другого – в духовном плане – вот это и есть фарисейство.

–А дальше – больше. Дальше, по мере отдаления от дыхания Духа Святого нарастает скорлупа, а вскоре уже кроме скорлупы ничего и не остается. Человек уже перестает понимать: в чем смысл христианства? Человек начинает думать, что смысл христианского подвига – сохранить в неприкосновенности тот уклад, который – волшебным образом – гарантирует спасение.

–Впрочем, как можно винить в чем-то людей былых столетий, когда простая и ясная формула, выражающая суть христианского подвига, сформулированная преподобным Серафимом, вошла в сознание церковное только лишь в ХХ веке. Кровь новомученников ХХ века и стала фундаментом возрождения Русской Церкви. Лекарством от превращения Церкви в музейный экспонат.

–А как насчет наших современных борцов с кодами. Можно их считать фарисеями? – Спросил я.

–Нет, я не считаю борцов с кодами фарисеями. То есть, всех, без исключения. Но я знаю, что закрытые сообщества могут взращивать в людях именно такие психологические качества, которые позволяют лукавому улавливать душу человека в ловушку фарисейства.

–А насчет отца Леонида. Вот ты говоришь, что он немного замкнулся со своими людьми. И как на твой взгляд, есть там фарисейство?

Молчание. Видно, как осторожно подбирает слова Михаил.

–Я отца Леонида не считаю фарисеем. Я его даже не считаю младостарцем, хотя, раньше считал. Сейчас, когда я пожил околоцерковной жизнью столько лет и насмотрелся на настоящих младостарцев, я уже совсем иначе стал относится к отцу Леониду.

–Да, он – резок, –продолжил Михаил. –Но он никогда не умаляет свободы воли человека. Он никогда не скажет: делай то-то и то-то. Я сказал!.. Но он скажет так –если хочешь избавиться от этой страсти, то руби корень А корень заключается в том-то и том-то. Хочешь подрубить корень – делай так-то и так-то… Он ведет себя как хирург, а не как колдун…

Михаил уже возлежит на своем диванчике с чашкой чая в руке. В этот момент он больше всего напоминает дореволюционного русского купца, что провернул удачную сделку и теперь, вот, не прочь и пофилософствовать, поблагодушествовать за чашечкой чая:

–Ты знаешь, честно сказать я не знаю ответа на вопрос почему с отцом Леонидом так получилось. А заниматься софистикой не хочу. Может быть, придет время и мы все узнаем; может, оно не придет. Может, не полезно нам этого знать. Или, вдруг, тебе что либо откроется в процессе творчества… Не знаю.

–Да, –задумчиво говорю я, –все несколько сложнее. Даже не знаю о чем писать… Кстати, вот еще один яркий исторический пример! Я их называю «катакомбники», ну, скажем, радикальное крыло ИПЦ. Те, кто категорически не признал декларацию митрополита Сергия. Те, кто до сих пор в глубочайшей оппозиции по отношению к Московскому Патриархату.

–Но что в итоге? Критикуя нашу Церковь, даже ненавидя Ее, «катакомбники» незаметно выродились почти в секту. В душное диссидентское подполье, подвал. Вместо спасения души – борьба с Московским Патриархатом. Вон, того же Береславского и всю будущую верхушку Богородичного Центра они рукоположили! То есть, для рукоположения достаточно было того, что эти люди так же ненавидели Московский Патриархат.

–«Катакомбники» –задумчиво произносит Михаил. – Темный лес. И вообще вся эта церковная история прошлого века: сплошной бурелом. Тут еще разбираться и разбираться. Кто там прав, кто виноват. Надо ли было идти на унизительное сотрудничество с Советской властью, или стоять в оппозиции до конца, Бог весть. Не советую тебе трогать эту тему.

–Ты лучше вот, что… Ты возьми какой ни будь простенький сюжет, ну, того же своего «апельсинового попа», и на его примере аккуратненько так проведи параллели с нашими церковными проблемами. Только не переборщи и фантастики не надо.