Оглашенные

–Послушай, –говорю я Михаилу, – все это я знаю. Не переживай. Во-первых, я еще ничего не написал, во-вторых, если и напишу, буду очень осторожен, так как по природе осторожный человек. Мне сейчас даже думать страшно на тему церковных проблем. И в-третьих, я еще возможно и не на борту церковного корабля. Ведь я очень плохой христианин.

–Можно сказать я хороший, –ответил Михаил зевая и вытягиваясь в полный рост на диване (аудиенция окончена, у Михаила послеобеденный сон).

– Спасибо за чай, –сказал я вставая. –Да, последний вопрос: ты-то сам, надолго в родные пенаты?

–Надолго, –ответил Михаил. –На целых полтора жарких южных месяца. Надеюсь, обстоятельства дадут мне вволю покупаться, позагорать, поесть фрукты.

Это хорошо, –думаю я. – Тогда я успею хоть что-то сделать, в плане книги.

Возвращаюсь домой в приподнятом настроении. Воображаю себя на собственной пресс-конференции, этаким скромным гордецом –ну, что Вы, Бог дал, Бог взял. Оно все чужое, весь мой скромный талант и… т.д. и т.п... Ну а общая тема конференции примерно такая: какие у нас церковные проблемы?

Дома заварил кофе, и самым умным видом сел писать. Просидев час в тупом ступоре, понял, что не могу написать и строчки. Просто не знаю с чего начать и как, начав продолжить!

Заварил кофе еще и еще час просидел в тупом ступоре. Позже заварил крепчайший чай, тот же результат: никакой ясности в голове, зато в животе тягучая муть. Подумалось даже о легких наркотиках, марихуане.

Сейчас бы «дать пятку» и точно б озарение творческое посетило...

Увы, я уже много лет не курю траву. Да и кощунственно как-то начинать книгу о церковных проблемах с «косяка».

Так я и просидел до глубокого вечера. Безрезультатно. На белом и чистом листке бумаги осталась только заглавная надпись, «Апельсиновый поп и церковные проблемы». Надпись повторялась раз десять. А в компьютере остался совершенно пустой файл с точно таким же заглавием. И все.

В камере

Мысли мои яркие и цветные. Кажется, что процесс мышления идет теперь многопланово и мощно.

Память зачем-то воскресила забытую картину тринадцатилетней давности: прокуренное помещение таможни речного порта, на загаженном столе водка, консервы, какие-то фантики.

В помещении пьяный украинский таможенник и два обкуренных грузинских предпринимателя. Они привезли в наш порт свои мандарины и по неясным мне причинам никак не могут их растаможить. Один из грузин, склонив ко мне свое чернявое носатое лицо, описывает достоинства марихуаны в сравнении с водкой:

– Слушай, дарагой, пакурыш папыроску, пакурыш, и так думаишь, так думаишь…

…Оно мне надо. Я уже не тот, давно не тот….

Ругаю себя последними словами, но продолжаю упорно раскуривать потухшую папиросу. На ветру это сделать никак не удается, приходиться лезть в камыши. Наконец, дело сделано. Глубоко затянувшись, вылезаю и оглядываюсь по сторонам.

Все хорошо, только в отдалении спускаются к лиману и идут в нашу сторону какие-то парни в спортивных костюмах. От них исходит смутное ощущение тревоги. Ничего, – успокаиваю я себя, – они еще далеко. Да и не похожи на нашу доблестную милицию. Наверное, спортсмены?.. Ну и что с того, что спортсмены! Здесь каждый второй курит…

Вспомнилось, как накурился в первый раз. Было это те же тринадцать лет назад. Помню, я поначалу сильно испугался. Мне стало казаться, будто нижняя часть тела «едет» в одну сторону, а верхняя в другую. И что-то сильно толкает меня в живот, а душу выбрасывает куда-то через затылок.

При этом в мозгах полный хаос: бессвязный мысленный потоп, полная бессмыслица ярких образов. Отчаянно колотится сердце, обволакиваемое липким страхом – еще немного, еще чуть-чуть, и материализуются мысли, и унесут прочь из бренного тела, в самую, что ни на есть, дурную бесконечность; еще немного…

Однако первый ужас быстро прошел, сменился приятной и неповторимой «травяной эйфорией».

Как-то в обкуренном виде решил «изобразить» в тетради движение неподвижного Бога. Долго рисовал спирали, потом круги, наконец, получилось что-то вроде солнышка с лучиками. Солнышко с лучиками понравилось мне больше всего…

Однако отчего мне так тревожно? Все же хорошо, и «солнышко с лучиками» закатывается по другую сторону лимана, а прямо над головой кричат чайки. И…

– Что у Вас в руке, покажите…

Так меня и арестовали, прямо с дымящейся папиросой. Тут же проверили карманы и обнаружили небольшой бумажный сверток с двумя, а может тремя жалкими головками конопли. Роковой «подарок» моего напарника по смене по кличке «Войско Польское».

Войско Польское, настоящее его имя Володя, пришел работать вместо пропавшего Дмитрия. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. О генетической ненависти поляков к русским я подумаю позже. А пока в полой (за мгновение лишившейся ярких и цветных мыслей), в пластмассовой и словно чужой голове роем летучих мышей носятся смутные вопросы:

Что происходит, что за абсурд?! Кто бы мог подумать, что эти парни в спортивных костюмах – сотрудники уголовного розыска?! Как им удалось так быстро нас настичь? Хорошо, я обкурен, но тогда куда смотрел Партайгеноссе, он же не курит! Господи, как тупо попался, куда теперь?..

На мгновение мне представилось, как я улетаю с места пленения, ухватившись за связку шаров, накачанных гелием. Увы. Мысленный наркотический мираж развеялся за долю секунды.

***

Небольшой прямоугольный склеп, буквально три на пять, но с поразительно высоким сводчатым потолком. Это придает пространству особое, замкнутое, давящее на психику ощущение. В недосягаемой высоте мутное зарешеченное окошко. Шершавые колючие стены, холодный цементный пол и убогие скамейки с острыми и редкими деревянными ребрами. Скамейки вмонтированы прямо в стену.

Камера забита людьми. Арестованные сидят на скамейках или лежат прямо на полу, постелив свои же собственные куртки, еще какое-то тряпье. Несчастные мученики, успокаивая свои расшатавшиеся нервы, почти непрерывно курят. Густой табачный смог (нигде и никогда больше такого не видел) зловещими змеиными клубами стелется по камере…

– Здороваться надо, – говорит мне здоровенный небритый детина, занимающий своим массивным телом, наверное, с полскамейки. Впрочем, детина выглядит вполне добродушно и совсем не по уголовному.

Я скомкано поздоровался, угрозы не было, и все равно я чувствовал себя неуютно. По телесериалам и НТВ-шным передачам про «ментов» и уголовников я помнил: обычно после этого вопроса начинают бить.