Оглашенные

Обозрев мой внешний вид, особенно мою «обувь», он сразу проснулся, пригласил в дом. Долго расспрашивал, «что, да как», угощал зеленым чаем. Наконец сделал вывод из моей горькой истории: во всем виноват Витамин.

Я ответил Максиму, что во всем виновата моя глупость. Максим согласился, но добавил: и Витамин, ну, не прямо, а своим духовным воздействием. Ведь это он предложил ехать пить на вокзал.

Где-то через пару часов я покинул гостеприимного хозяина. Было все так же скверно, подташнивало от выпитого зеленого чая. Но на душе спокойнее; на мне были огромные поношенные кроссовки сорок четвертого размера, а в кармане лежали деньги на дорогу…

Приезжаю домой, мне совсем плохо.

Наверное, отравился тем самым напитком из плоской бутылочки. Коньячком, что со змеиной любезностью мне предложила привокзальная дама.

Нет! Как можно так легкомысленно знакомиться?! Нет, теперь никогда, никогда, никогда!

Правильно говорит Михаил – надо знакомиться с дамами возле Церкви. И только возле Церкви! А возле вокзала, и вообще в местах публичного скопления народа – никогда!

Нет сомнений в том, что я отравлен. Меня долго и мучительно рвет зеленым чаем. Потом мучит ничем не утоляемая жажда, и опять рвет, выпитой водой. Так повторяется несколько раз, плюс ужасная головная боль и сердцебиение. Наконец, обессиленный, стонущий я валюсь на диван. Каким-то чудом засыпаю.

Пробуждение

Сон начисто лишен сновидений, не сон, а провал в небытие, как будто я потерял сознание. Очнулся от странного удара под сердце. Мне почудилось, будто я задыхаюсь. Моя душа вылетает прочь из тела, через затылок. Я жутко испугался, отчаянно дернул ногами и судорожно задышал.

Я чувствовал себя пловцом; с невероятным усилием выплывал из черной стоячей воды на Свет Божий. И все это в один миг пробуждения, в какую-то долю секунды, что показалась мне вечностью.

Был седьмой час вечера, когда я проснулся. Пробуждение ничего хорошего не предвещало. Так уже было со мной, два года назад. Это когда я после «Богородичного Центра» и неудавшихся попыток найти людей «Розы Мира», после того, как моя жизнь в Москве потерпела катастрофу с горя запил.

Потом было похожее состояние, как сейчас… Нет, тогда было хуже. И мучил меня не похмельный синдром, он прошел на второй день, а бессонница.

После четырех бессонных ночей я чувствовал, что схожу с ума. У меня начались бредовые видения. Я видел элементарные частицы, атомы, видел пляшущего индуистского бога Ганешу – с четырьмя руками на человеческом теле и головою слона.

Помню, сам себе вызывал «скорую». Врач сделал какой-то успокаивающий укол и сказал, что сейчас все пройдет, я засну долгим глубоким сном…

Очень долго не могу заснуть, на улице давно ночь, а я все верчусь, как грешник на сковородке. Спать хочется, но спать нельзя. Только засыпаю – меня сразу же либо выбрасывает из тела, либо удар под сердце.

Лежу, слушаю, как завывает за окном ветер, громыхает гром. Порывы ветра такие, что, кажется, еще чуть-чуть и вывернет рамы на балконе. И гром грохочет совсем рядом. Погода опять испортилась. И у меня ад на душе. Мне тревожно, стыдно, я близок к истерике.

Не хочу никого видеть, не хочу! Особенно своих православных знакомых. И особенно Михаила и отца Леонида! Они такие правильные. С ними никогда ничего не случается, только со мной…

Боже, а ведь так можно умереть. Неестественно, некрасиво, без покаяния – умереть наглой смертью. А это значит: очнуться в окружении бесов. А потом, через неделю, сломают дверь моей квартиры и найдут мой разлагающийся труп. И это будет внешний знак того, что я в аду…

От последней мысли делается страшно. Начинаю истерично молиться. На этот раз взываю к Богоматери. Как к своей последней Надежде, Упованию. Как и тогда, два года назад, умоляю Небесную Царицу простить меня, защитить, спасти от бесов. Ну, и чтобы Она попросила своего Сына оставить меня еще пожить на Земле. Дать еще одну попытку покаяния.

Всемилостивая меня услышала! Я заснул.

Снился мне город в пыльной, сумрачной мгле. Совершенно серый город, тусклый полусвет, непонятно откуда берущийся, пыльная мгла, словно над городом пыльная буря. Снилось мне, что я стою у окна в квартире, похожей на квартиру Максима. Только Максима нет.

В окне я вижу привокзальную площадь (вокзал на самом деле из окна его квартиры не виден), только дома какие-то другие немного. Вроде бы, те же «девятиэтажки», но какие-то перекошенные, искаженные, полуобрушенные, словно после бомбежки, и совсем серые. И здание вокзала странное, точнее, вместо вокзала – огромное, ступенчатое пирамидальное сооружение из черного непроницаемого материала. Что-то вроде мавзолея Ленина, только увеличенное в сотни раз.

И вдруг меня начинает куда-то засасывать. Над «черным мавзолеем» поднимаются пугающие гигантские существа. Они змеевидные, с расширяющимися кверху капюшонами голов и огромными пастями. Они и всасывают в себя все живое в этом унылом сером городе.

Я вижу, как люди хватаются за фонари, за углы домов, их отрывает, уносит прочь, в сторону чудищ. Всасывает и меня, вдавливает лбом в стекло, еще секунда, и я улечу вместе с рамой во что-то жуткое, туда, откуда нет возврата.

Я отрываюсь от окна, пытаюсь бежать из квартиры. Открываю входную дверь, а за ней, вместо лестничного пролета мглистая серая бездна. Путь к отступлению закрыт и ужас все плотнее и плотнее сдавливает мое горло.

И вдруг все меняется, так, как это бывает только во сне. Вокруг меня океан мягкого, но в тоже время очень интенсивного света. И нет больше серого города с его змеевидными чудищами, гигантскими мавзолеями и мглистыми безднами.

Я на просторной лужайке, прямо передо мной небольшой холм, а на холме стоит… Царь-Мученик Николай II.

Император одет в свой походный мундир и сапоги. Он смотрит прямо на меня, и во взгляде его такое сострадание, что меня пронизывает до самых последних глубин души.

Во сне я плачу, жалуюсь Николаю Александровичу на свое бедственное положение: мол, не хочу грешить, но сам не понимаю, как все получается.

Николай II молча смотрит на меня, потом медленно отводит руку, показывает жестом – смотри. Я смотрю в яркую голубую даль и вижу (очень и очень туманно) как бы призрачные яркие фигуры какого-то несметного воинства. Я слышу, как звенят колокольчики, все настойчивее, все ближе…

Просыпаюсь. Надрывно звенит телефон. Но я весь еще захвачен сном. Я потрясен им до глубины души. Никогда не был сильным почитателем последнего императора, но и никогда не был Его хулителем.