КОСМОПОЛИС

Но она уже не ела. Она переваривала новости, молча сидя на своем месте, держа в руках вилку. Он хотел выйти с ней на аллею и заняться сексом. А кроме этого что? Он не знал. Он не мог ничего представить. Но ведь он никогда не мог. Для него это имело смысл. Ведь его планы на будущее станут частью событий, составляющих следующие несколько часов, или минут, или даже меньше. Только такими единицами он измерял длительность жизни.

- Это хорошо, нормально, - сказал он,- Из-за этого я чувствую себя свободным в такой степени, о которой я даже не знал.

- Это так ужасно. Не говори больше подобные вещи. Свободен, а дальше что? Остаться без гроша и умереть? Послушай меня. Я помогу тебе финансово. Я честно сделаю все, что смогу, чтобы помочь. Ты сможешь все восстановить, найти свое место, свой путь. Скажи что тебе нужно. Обещаю, что помогу тебе. Но как пара, как муж и жена... Ведь между нами все кончено? Ты говоришь о свободе. Сегодня тебе везет.

Он оставил свой бумажник в пиджаке, который в свою очередь оставил в номере отеля. Взяв чек, Элиз снова расплакалась. Она плакала, когда пила чай с лимоном и когда они вместе вышли на улицу, крепко обнявшись. Ее голова покоилась на его плече.

Его сигара тлела в пепельнице на полке с напитками, и он снова ее зажег. Из-за аромата он почувствовал себя совершенно здоровым. Он чувствовал запах благополучия, долгой жизни, даже безмятежного отцовства, где-то, в горящих листьях.

Через улицу находился еще один театр, под названием "Билтмор", рядом с пустынным концом квартала. Он увидел, что фасад здания был обстроен лесами, а в контейнере для мусора, находящемся недалеко, лежали строительные камни. Процесс реставрации шел полным ходом. Двери были закрыты на замок, но некоторые люди проскальзывали через вход, ведущий к сцене: молодые мужчины, женщины, пары и даже группы. Он слышал какой-то шум, или звуки города, или музыку с сильным ритмом, доносящуюся из глубин здания.

Он знал что пойдет туда. Но сначала ему надо потерять еще больше денег.

Кристалл в его наручных часах тоже был экраном. Когда он активировал онлайновые функции, другие возможности отключились. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы расшифровать закодированные подписи. Так он взламывал корпоративные системы, за небольшое вознаграждение проверяя их защиту. На этот раз он воспользовался своим навыком, чтобы исследовать банковские, брокерские и офшорные счета Элиз Шифрин, а затем, благодаря алгоритмам, выдать себя за нее и перевести деньги с этих счетов на "Пэкер Капитал", где он откроет новый счет, почти в ту же секунду, используя крошечную клавиатуру на корпусе часов.

Затем он приступил к потере денег, разбрасывая их в дыму гремящих рынков. Так он мог убедиться, что не сможет принять ее финансовую помощь. Этот жест его тронул, но, конечно, надо было сопротивляться или умереть душой. Но это не единственная причина, почему он транжирил ее деньги. Он сам делал жест по отношению к ней, знак иронического конца их соединения. Пусть все рушиться. Пусть они увидят друг друга чистыми и одинокими. Это была месть одного человека мифической паре.

Сколько же она стоила?

Он был удивлен. Общая сумма - семьсот тридцать пять миллионов долларов США. Цифра казалась ничтожной, как джекпот лотереи, разделенный между семнадцатью работниками почты. Слова звучали ничтожно и жалко. Он попытался почувствовать стыд за нее. Но все это был только воздух. Воздух, который выдыхается изо рта, когда кто-то говорит, произносит шифрованные строки, взаимодействующие в симулированном пространстве. Пусть они увидят друг друга в чистом, смертоносном свете.

Данко шел впереди него, пока они не дошли до двери, ведущей к сцене. Там стоял гигант-вышибала, накаченный стероидами. На его больших пальцах были перстни с черепами. Данко поговорил с ним, расстегнув пиджак, чтобы показать оружие в кобуре - лицензию на работу охранником, и мужчина показал куда надо идти. Эрик следовал за охранником вниз по проходу, стены которого были покрыты еще не отсохшей штукатуркой, затем по крутой, узкой, металлической лестнице и небольшому подиуму.

Он посмотрел вниз, на невзрачный театр, наполненный звуками электронной музыки. Тела теснились рядом с оркестровой ямой и в ложах, на почти развалившемся втором балконе кружили танцоры, занимавшие все пространство от ступенек до вестибюля. Их тела двигались в циклоническом танце. И на сцене, и в яме, тела купались в бесцветном свете.

С балкона свисал плакат из простыни. Надпись, сделанная вручную, гласила:

ПОСЛЕДНИЙ ТЕХНО-БУНТ

Музыка была холодной и повторяющейся, с помощью компьютера она образовывала длинную петлю из ударных переходов, с далекими, глухими, пульсирующими звуками.

- Это сумасшествие. Они захватили весь театр. Что вы думаете? - спросил Данко.

- Не знаю.

- Я тоже не знаю. Но думаю, что это сумасшествие. Выглядит как галлюцинация. Как вы думаете?

- Да.

- Мне кажется это действие наркотика. Его называют "Ново". Избавляет от боли. Посмотрите как им хорошо.

- Дети.

- Да, это дети. Именно. Какую боль они могут чувствовать, что им необходимо принять лекарство? Ладно музыка слишком громкая, и что? Они красиво танцуют. Но из-за чего они чувствуют боль? Из-за того, что им еще нельзя покупать пиво?

- Сейчас боли всем хватает, - сказал Эрик.

Трудно было одновременно говорить и слушать. В конце концов им пришлось смотреть друг на друга, читая по губам слова, заглушаемые шумом. Теперь, когда он знал имя Данко, можно было его по-настоящему увидеть. Это был человек примерно сорока лет, среднего роста, со шрамами на лбу и на щеке, кривым носом и короткой стрижкой. Он не жил в своей одежде, в водолазке и пиджаке. Он жил в теле, выкованном из опыта, страданий и доведенного до крайности.

Музыка, исходящая из динамиков, расставленных среди разрушенных фресок со стен, поглощала окружающий воздух. Он чувствовал себя в каком-то другом мире и видел странную аритмию в открывшемся ему зрелище. Танцоры будто бы действовали против музыки: чем быстрее она становилась, тем медленнее они двигались, открывая рты и запрокидывая яйцеобразные головы. Девушки представляли из себя воплощение истощенности. Источник света находился на техническом этаже, над балконами, излучая длинные, холодные, сероватые волны. Если смотреть сверху - свет падал на людей с какой-то мягкостью. Визуально он будто давал ответный удар зловещим звукам. За музыкой еле слышался женский голос, что-то шепчущий и завывающий. Голос говорил вещи, которые одновременно имели и не имели смысла. Он слушал, как тот говорит на языке, не принадлежащем ни одному народу мира, и когда звуки прекратились, ему стало их не хватать.

- Не верится, что я здесь, - сказал Данко.