216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Я не ошибся в ребятах, ультиматум возымел действие (уже маленькая педагогическая победа): компания злоумышленни­ков явилась с повинной в полном составе. К слову сказать, та­кой результат совсем не был предрешен. Вполне возможна си­туация, когда подростки могли занять иную позицию: «Черт с ними, попавшимися по собственной глупости, а мы подстав­ляться не собираемся. Каждый сам отвечает за себя». Вероятно, на их окончательное решение повлияла врожденная порядоч­ность (такая бывает) и авторитет «шефа», своими предшест­вующими действиями в сходных ситуациях доказавшего, что он исповедует принцип: «повинную голову меч не сечет». Как бы то ни было, все участники этой истории предстали перед дирек­тором, который обязан провести с ними «разъяснительную ра­боту».

С чего начать? С прописных истин о вреде алкоголя для не­окрепшего юношеского организма? Едва ли они не слышали об этом раньше. Тем более что передо мной медицинский класс, ребята, избравшие своей будущей профессией медицину и по­тому получающие углубленные знания по химии и биологии. Однако ни профессиональная ориентация, ни будущая гуман­ная профессия сами по себе не избавляют от известного поро­ка. Приятель, известный хирург, признался как-то, что после пя­ти операций в день обычно снимает стресс известным дедов­ским способом. «Поэтому средняя продолжительность жизни людей нашей профессии сорок пять лет», — печально констати­ровал он, затянувшись крепкой сигаретой.

Начинаю с откровенных издевательств. В ход пускаются иро­ния, сарказм, язвительность: «Смешивать водку с газирован­ным напитком — на это способны только идиоты. И это учащие­ся медицинского (элитного!) класса, которые, как выясняется, не имеют элементарных представлений о процессах всасыва­ния в кровь спиртов. Позор! На что я, директор, трачу силы и средства?» Опускаю продолжение язвительных вариаций на ту же тему интеллектуального недоразвития медицинской элиты школы. Здесь необходим некоторый педагогический коммента­рий.

На первый взгляд, складывается парадоксальная ситуация, которая с позиции человека, не искушенного в подростковой психологии, выглядит по меньшей мере странно. Вместо того чтобы каленым железом выжигать само стремление молодых людей к спиртному, убеленный сединами директор упрекает их в неправильной технологии его употребления. Но, во-первых, именно такую реакцию взрослых людей подростки и ожидают, а следовательно, заранее готовы к ней психологически. Вслед за мной те же набившие оскомину банальности дома, разумеется, повторит каждый из отцов провинившихся подростков. (Они здесь же и пока молчаливо присутствуют при «разборе поле­тов».) А во-вторых, нетрудно предвидеть тот скепсис, с которым они отнесутся к нашим не вполне искренним антиалкогольным инвективам. Положим, директора школы в домашней обста­новке они не наблюдают, но родной отец, который при каждом семейном торжестве, как водится, поднимет чарку-другую с гостями, а в кабинете директора обрушивает на сына правед­ный гнев, выглядит малоубедительно.

Поворот разговора на технологию пития для подростков неожидан и поэтому взламывает подготовленную психологиче­скую защиту, а саркастические упреки в интеллектуальной ущербности бьют по самолюбию больнее, чем общие правиль­ные слова. Действительно, обидно дожить аж до четырнадцати лет и не знать элементарных вещей. И наконец, в неожиданном для подростков повороте разговора заложена еще одна педаго­гическая хитрость. Нет ни малейшего сомнения в том, что про­исходящее в директорском кабинете быстро станет достоянием гласности и будет обсуждаться в молодежных компаниях: что говорил шеф, за что ругал, какие меры принял. Отбросим хан­жество и признаем тот неоспоримый факт, что в отечестве на­шем любой подросток рано или поздно попробует запретный напиток. Не секрет, что приобщение к спиртному у нас является своеобразным обрядом инициации: символическим переходом во взрослое состояние, а первая провокация на эту тему обыч­но звучит так: «Пей! Ты что не мужик?» Пусть даже из всего раз­носа запомнится и будет передано остальным, ожидающим окончания этой истории, одно: взрослые мужики водку с пепси не смешивают. Уже бед будет меньше. Тем более что без соот­ветствующей привычки невозможно влить в себя большое ко­личество горькой жидкости, не подсластив пилюлю. Назвался взрослым — не тянись за сладкой газировкой.

Тем временем разговор переходит в иную плоскость. Иро­ническая тональность сменяется праведным гневом, направ­ленным в самое уязвимое место этой компании. На данной ста­дии «разбора полетов» приходится до отказа нажимать педаль газа. «Вы выбрали профессию врача, предполагающую клятву Гиппократа. Как же так случилось, что большинство из вас бро­сило беспомощного человека? Но даже если бы вы избрали иное поприще, нет ничего более омерзительного, чем преда­тельство». Далее, не стесняясь, без скидки на возраст бью наот­машь. «Струсили. Чем рисковали? Максимум — исключением из школы. А на кон была поставлена человеческая жизнь. Таких людей на войне называют шкурниками». Отец одного из «геро­ев» этой истории — боевой офицер, прошедший горячие точки. Он здесь же, в кабинете, лицо его при этих словах наливается краской. По всему видно, что дома предстоит серьезный муж­ской разговор. Трусость и предательство, которым нет и не мо­жет быть оправдания, безусловно, со всех точек зрения цент­ральная точка разговора. И с прагматической позиции страхо­вания рисков. Вспомним трагическую историю гибели девочки из соседней школы. Но еще в большей степени она важна в кон­тексте современной жизни и истории. Тема предательства — центральная тема двадцатого века. Добавим к этому, что в под­ростковом возрасте на нее откликаются наиболее чутко. Между прочим, вскользь замечаю, что именно алкоголь искажает под­линно человеческие реакции на возникающие сложные жизнен­ные ситуации, открывая дорогу низменным инстинктам, кото­рые и предопределили в данном конкретном случае их панику и бегство. Иными словами, были бы трезвыми — повели себя по-другому.

Тут меня легко поймать на противоречии: не были бы пья­ными — не возникла бы сама эта ситуация. Что ж, если такая светлая мысль посетит их неокрепшие головы, она будет их собственным выводом, полученным на основе анализа гневной речи директора, у которого концы с концами не сходятся. Судя по тому, как они переглядываются между собой, прием срабо­тал. Я «подставился», продемонстрировав несовершенство ло­гического мышления, подростки получили удовлетворение от­того, что мыслят глубже шефа. Даже при «избиении «младен­цев» — способа воздействия, без которого, увы, не обходится и никогда не обойдется педагогика, необходимо оставлять в со­знании подростков спасительные островки, необходимые для сохранения чувства самоуважения личности. С человеком опущенным, плюнувшим на себя почти бессмысленно вести воспи­тательную работу. Унижение достоинства, а именно этим, если отбросить изощренную педагогическую эквилибристику, я в дан­ный момент занимаюсь, вскрывая низость их поведения, назы­вая вещи своими именами, — оружие обоюдоострое, перебор­щить с его применением опасно.