216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Беда пришла с неожиданной стороны. На пороге кабинета та же, еще недавно суровая, мать. Но сейчас это совсем другой че­ловек. Волосы растрепаны, глаза переполняют слезы, дрожит.

— Что случилось?

— Сын попал в беду. Он арестован. Помогите, на вас вся надежда!

Постепенно из сбивчивого рассказа матери, которая перио­дически кляла перестройку, прорыв железного занавеса и тле­творное влияние Запада (эти три компонента, по ее мнению, и привели сына к трагедии), вырисовывалась относительно пол­ная картина.

Место действия Арбат. В начале перестройки он стал чем-то вроде московского Гайд-парка. Там витийствовали политиче­ские ораторы, собирались поклонники В. Цоя, выступали моло­дежные ансамбли. Здесь же наш герой пристроился петь под гитару свои, авторские, песни. Вокруг него неизменно собиралась толпа восторженных слушателей. Однажды в такой толпе оказалась семья американских туристов: папа, мама и красави­ца дочка. Юная американская леди первой подошла к нашему уличному барду и выразила восхищение. Как помните, у парня не было проблемы с иностранным языком. Завязалась беседа, они начали встречаться. Короче, он влюбился. Позже, в разго­воре со мной, он так определил свое состояние: «Я сам себе за­видовал!» Но подошел к концу срок пребывания в стране этой американской семьи. Они уехали, но любовь, как известно, не знает границ. Теперь она изливалась в письмах. Зная о литера­турном таланте нашего героя и его больших способностях к языкам, легко представить себе, как читались за океаном эти послания. Девушка ответила взаимностью и в ответных письмах умоляла его приехать к ним в Америку.

Легко сказать — приехать. А где взять деньги на билет? И па­рень решил немедленно заняться бизнесом, здесь же, не отходя от Арбата. Он подрядился продавать иностранцам матрешки за доллары. Но уголовная статья о валютных операциях, предус­матривавшая строгие наказания, вплоть до высшей меры, тогда еще не была отменена. Она исчезнет из Уголовного кодекса ровно через полгода после описываемых событий.

Парень успел продать всего две матрешки, стоимостью по двадцать долларов каждая, тут же был задержан милицией и препровожден в соседнее отделение. Вот судьба: буквально в течение одного месяца стать членом молодежной секции Союза писателей, увидеть фильм со своим участием, только что вышедший на экраны, и оказаться в кутузке.

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали десять тридцать утра. Времени, для того чтобы вытащить парня, оставалось в обрез. Имея достаточный опыт взаимодействия с органами пра­вопорядка, зная их традиционный стиль работы, я понимал, что решение о привлечении к уголовной ответственности на основании составленного протокола будет приниматься не ранее двенадцати часов. Но и не позднее.

Проконсультировавшись по телефону с выпускниками-юрис­тами (что бы я без них делал?!), я ринулся к месту содержания арестанта. В кармане у меня уже была развернутая характерис­тика личности подозреваемого с подробным описанием всех его несомненных достоинств и творческих достижений. А также ходатайство о взятии его на поруки и передаче дела в това­рищеский суд. Этот хитроумный ход мне подсказали юристы. Сегодня даже пожилые люди с трудом припомнят о сущест­вовании этого сугубо общественного органа правосудия. Ро­дился он в начале шестидесятых годов прошлого века при Н. С. Хрущеве. Страна семимильными шагами шла к коммуниз­му, а при коммунизме, как следует из марксистско-ленинской теории, государство должно отмереть. Его функции, в том чис­ле и судебные, постепенно должны перейти к общественным организациям. Тогда-то и были созданы товарищеские суды: по месту жительства в ЖЭКах, в клубах и на производствах. Рас­сматривали они преимущественно незначительные правонару­шения: мелкое хулиганство, бытовые ссоры, недостойное пове­дение в пьяном виде и т. п. Максимальная мера наказания, на которую они имели право: штраф и общественное порицание. По мере того как развеивалась иллюзия о быстром построении коммунизма, они постепенно прекращали свою некогда актив­ную деятельность. А к середине восьмидесятых годов их попро­сту не существовало в природе. Но в действовавшем тогда Уго­ловном кодексе возможность апелляции к ним сохранилась. Учитывая незначительную сумму незаконной сделки (сорок долларов), за это можно было зацепиться.

Перед тем как войти в кабинет начальника милиции, я для солидности нацепил на грудь все имеющиеся знаки отличия и правительственные награды. Надо же, пригодились! А я-то долгие годы с легкой руки ироничной актрисы Ф. Раневской считал их всего лишь похоронными принадлежностями. Начальник ока­зался на удивление милым, внимательным человеком.

«Я знал его еще ребенком...» Так, в стиле дореволюционной писательницы Чарской начал я повесть о детстве, отрочестве и юности героя. Не забыл упомянуть о его многообразных даро­ваниях, с выражением цитировал наиболее удачные стихи, со­слался на только что вышедший на экраны фильм, в лицах опи­сал романтическую историю первой любви, которая толкнула парня на преступление закона. Закончил леденящим душу про­гнозом: «Человек с такой тонкой нервной организацией в сло­жившейся ситуации может дойти до суицида. И нам с вами при­дется за это отвечать». Мое красноречие, видимо, возымело действие. Начальник, осторожно заметив, что не все вопросы находятся в его прямой компетенции, согласился отпустить парня под подписку о невыезде, предварительно подшив в де­ло все заготовленные мной ходатайства и характеристики.

В ту ночь он ночевал у меня дома. Об этом попросила меня его мать, которая в такой ситуации уже перестала опасаться мое­го тлетворного влияния на ребенка. Напротив, она сказала, что ей будет спокойнее, если ее сын, в тревожном ожидании реше­ния своей дальнейшей судьбы, проведет ночь с человеком, кото­рому он бесконечно доверяет. Так неожиданно я удостоился признания своих профессиональных заслуг от коллеги по цеху.

Мы проговорили с ним до утра. В какой-то момент, стремясь отвлечь парня от мрачных мыслей, я пошутил: «А чем, собст­венно говоря, ты так расстроен. Ты же поэт, а настоящий поэт в России обязательно должен посидеть в тюрьме. Зато после от­сидки появится замечательный цикл стихов». Глаза его немед­ленно наполнились слезами, и я понял, что шутка не прошла.

Судьба была к нему милостива, парень остался на свободе. Ровно через неделю после его счастливого избавления, проходя по Арбату к расположенному неподалеку комитету по обра­зованию, я увидел его с гитарой, распевающим свои новые пес­ни. Благодарные поклонники бросали деньги в шапку. Слава богу, на этот раз в российской валюте. Увидев меня в толпе, он смутился и прервал выступление. Я поманил его пальцем. Он подошел, опустив голову. «Много заработал? Теперь заби­рай деньги и отправляйся в ближайший магазин. Там купишь самые лучшие духи для женщины юриста, чьим советом мы вос­пользовались. Диктую ее телефон и адрес. И чтобы я тебя здесь больше не видел!»