Галина Романова - Миллионерша поневоле

Это было вполне в духе бесподобного придурка Лешки. И это уже, по ее разумению, никак на недоразумение не тянуло. Это пахло бедой. Причем таких масштабов, что никакие разборки и анализы помочь не способны.

Где он сумел взять пистолет?! Кого-то убил?! Ограбил?! Или убил, а потом ограбил?! Знает ли Ксюха про пистолет? Скорее всего, нет. Иначе сказала бы ей непременно. Что все это может означать, черт бы все побрал на этом свете??? Так, так, так… Ей нужно что-то срочно предпринять. Сначала подумать, а потом предпринять. И обязательно дозвониться Ксюшке. Ее нужно предупредить. Она сказала, что заберет Мишку из сада, потом заедет домой за вещами, а потом уже к ней. Ей нельзя домой! Неизвестно, какую личину принял ее Лешка на этот раз. Неизвестно, с какой целью заявился домой с подарками и пистолетом.

Жить как люди! Что он мог знать о жизни нормальных людей, это чудовище безобразное, отребье помоечное!!! Превратившее жизнь ее подруги и их общего ребенка в бесконечный непрекращающийся кошмар…

– Идем, Мишуня! – Ольга решительно поднялась и быстрым шагом, заставляя ребенка почти бежать рядом с ней, пошла в сторону детского сада.

Нужно было спешить. Спешить, как никогда в этой жизни. Найти Ксюшу, предупредить. И попросить помощи у… Саши.

Евгений Евгеньевич стоял перед Любавским навытяжку и согласно кивал головой. Усердно тюкал себя подбородком в грудь и, из боязни был уличенным в несогласии с мнением вышестоящего начальства, не поднимал на него глаз. Лишь в одном месте он посмел дерзновенно прервать пафосную речь Любавского и задать один-единственный вопрос:

– А… а куда мы поместим ее стол, Владислав Иванович?

– Куда хотите! К себе в кабинет, например, поставьте. Места там предостаточно. Одному человеку даже несколько просторновато. Ну, а если вам покажется тесно, то можете писать заявление на увольнение. – Любавского просто распирало от представившейся возможности повластвовать.

Он видел, как мерзкая чиновничья душа Евгения Евгеньевича изнывает от подобострастия. Видел, как тот душит в себе желание заорать в полный голос от ненависти и невозможности ничего изменить. Видел все это и наслаждался. Причем наслаждался не только от сознания собственной значимости, а оттого, что теперь у Ольги, кажется, появился кровный враг, который при случае может взвалить на себя все самые плохие подозрения.

Что ему Лизка с ее грандиозными планами! Он и сам не дурак. Он все сделает для того, чтобы вновь быть с Ольгой вместе. Все!

– Я могу идти? – вяло шевельнув губами, поинтересовался Евгений Евгеньевич.

– Да, да, конечно. Все сделайте, как я велел, – обронил Любавский вроде как задумчиво в спину уходящего по мягкому ковру Жеки. – И пришлите ко мне Шустикову.

И вот тут Евгений Евгеньевич его удивил. Он резко притормозил. Любавский мог поклясться, что видел, как замерла в воздухе занесенная для очередного шага его нога. Потом, крутнувшись волчком, повернулся к нему и, не скрывая откровенной радости, произнес:

– А Шустиковой все еще нет на работе!

– Как нет? – Влад мгновенно озадачился. – Что за причина?

– Не знаю! – продолжал ликовать Евгений Евгеньевич. – Уже половина одиннадцатого, а ее все нет!

Весь его вид выражал искреннее недоумение по поводу ее отсутствия и, как следствие, по поводу нового назначения Шустиковой. Это же надо, что удумали: перевести ее в его заместители! Кого?! Шустикову?! Да она тут без году неделя работает! Пусть исполнительная, пусть старательная, пусть все у нее получается, но это не повод. А тут еще это опоздание!..

– Она не звонила? – вдруг спросил у него Любавский, чем снова удивил.

Чего вдруг надумал с этой Шустиковой возиться, непонятно. Личного интереса не может быть никакого. По слухам: жена красавица, должен вот-вот ребенок появиться. Что тогда? Уж не под него ли самого копают?! Надо быть поосторожнее. А то, глядишь, не успеешь оглянуться, как Шустикова из заместителей и на его место впрыгнет. Вот сучка скрытная!..

– Нет, не звонила, – подобострастно склонил голову к левому плечу Евгений Евгеньевич. – Ни мне, ни сотрудникам. Верочка все утро на телефоне. Звонков не поступало.

– Ладно, ступайте уже! – обозлилось непонятно с чего начальство, потом, очевидно, осознав допущенную бестактность, чуть мягче добавило: – Как только Шустикова соизволит явиться на работу, пришлите ее ко мне!

Евгений Евгеньевич вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь. Приветливо кивнул настороженно следившей за ним глазами секретарше и почти на цыпочках вышел из приемной. В лифте он не поехал, предпочел спуститься по лестнице. Нельзя, чтобы его видели с трясущимися от ненависти губами, с растрепанным узлом галстука и расстегнутым воротом рубашки. Народ – он сообразительный, сразу смекнет: что-то произошло за дубовыми двойными дверями генерального директора. А виду подавать было нельзя. Никак нельзя! Народец, почувствовав слабину, тут же сядет на шею. Ни-ког-да!!! Он и только он руководитель их отдела. А Шустикова с ее блеклой, словно застиранный лоскут, физиономией пускай катится ко всем чертям! Что она о себе возомнила, в конце концов?! Какой из нее заместитель?! Его заместитель?! Пускай водит хороводы и песни распевает, вот это у нее очень хорошо получается. А подсиживать себя он ей никогда не позволит. И найдет способ подставить ее так, что ей вовек не очиститься! Он уже бросил в этом направлении пробный шар, сказав, что она не звонила. Ольга позвонила. Она долго лопотала что-то бессвязное, потом, оборвав свою трескотню, попросила отгул на полдня и повесила трубку. Но не докладывать же об этом Любавскому! Еще чего! Он будет гадить этой бледнолицей Ольге при каждом удобном случае. Он ее под монастырь подведет. Да что там под монастырь, под статью!!! Эта бледная поганка пожалеет о том, что захотела быть впереди планеты всей. Пожалеет и зальется горючими слезами…

Если бы Любавский сейчас знал о подлых мыслишках Евгения Евгеньевича, если бы только мог догадываться, то не стал бы в бешенстве метаться по кабинету и разбрасывать по столу папки с документами. Он бы расхохотался демоническим смехом, воздав хвалу интуиции своей теперешней жены Елизаветы, и со спокойной душой отбыл бы на обед. Но он не мог об этом знать. Как не мог знать и о том, что никогда так близко не подходил к осуществлению своих грандиозных замыслов. Все, что он знал, так это то, что Ольга не явилась на работу сегодняшним утром. Не явилась и не звонила.