'Иван

Она подошла к зеркалу.

Хочешь попудриться. Я отвернусь: сними маску - и Чехов сел к Авиловой спиной.

Она следила за ним в зеркало: он не шевельнулся, но она маски не сняла. Потом они сидели рядом, пили»

Все написано очаровательно. Когда они вернулись в зал, где двигалась и шумела какая-то сказочная или кошмарная толпа и над всем гудел непрерывно оркестр, а голова у нее слегка кружилась, сердце то замирало, то билось усиленно, она глядя ему в лицо говорила: тебя любила. Тебя, тебя.., Кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, я не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить. Ты не веришь мне? Дорогой мой!..

И дальше: Но ты не кончила рассказывать свой роман » сказал Чехов. - Я слушаю. Роман скучный, а конец печальный. Конец печальный? же тебе сказала, что не знаю, любила ли я действительно. Разве это значит любить, если только борешься, гонишь эту любовь, прислушиваешься к себе с постоянной надеждой, кажется, выздоравливаю, кажется, я наконец победила. Разве это любовь?

- Не было бы любви, не было бы и борьбы, быстро сказал он. Ах! Значить ты мне веришь! не знаю тебя, маска.

Он взял ее под руку и встал.

Тут много любопытных глаз, - сказал он. Ты не хочешь еще вина? Я хочу.

Они опять поднялись в ложу и вошли в нее, после того как Чехов убедился, что она пуста.

И вот прочитав исповедь Авиловой, (все то, что я привожу в выдержках), советский биограф Котов в предисловии к сборнику заявляет, что в отношении Чехова к Авиловой главным образом проявляется его интерес к ней, как к писательнице, которая могла бы выступить с темой о зависимом положении женщин. А эмигрантские литературоведы, Бог им судья, те просто даже не обратили внимание на воспоминания Авиловой.

Что же услышала Лидия Алексеевна в театре?

«Очень трудно, - пишет она, - описать то чувство, с которым я смотрела и слушала.

Но вот… вышла Нина, чтобы проститься с Триго-риным. Она протянула ему медальон и объяснила: «Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны. название вашей книги».

«Какой прелестный подарок!» - сказал Тригорин и поцеловал медальон.

Нина ушла… а Тригорин, разглядывая, перевернул медальон и прочел «страница 121, строки 11 и 12». Два раза повторил он эти цифры и спросил вошедшую Аркадину:

Есть ли мои книги в этом доме? И уже с книгой в руках он повторил: «страница 121, строки 11 и 12». А когда нашел, прочел тихо, но внятно: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее». самого начала, как только Нина протянула медальон, с Авиловой делалось что-то странное: она сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что ей казалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся к ней и смотрит ей, в лицо. голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но она не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, которые она напечатала на брелоке. «Несомненно это был ответ мне со сцены, - пишет Авилова, - и ответил он мне, только мне».

»

Книга Чехова в шкапу, найти ее ничего не стоит Найти и прочесть. Но надо пить чай, есть ветчину слушать Мишу и отвечать. А что там? на этой странице 121 и на строках 11 и 12! Ах, скорей бы скорей!

Наконец чай отпит. Миша прошел через гостиную в спальню. Мать! Ты скоро? Да, сейчас.

Тогда она прошла в кабинет и со свечой в руках поспешно нашла книгу, дрожащими руками отыскала страницу 121 и, отсчитав строки, прочла: «…кие феI

номены. Но что ты смотришь на меня с таким востор гом? Я тебе нравлюсь?» полном недоумении она пересчитала строки.

…«Спать, - пишет Авилова, - я не могла.

И вдруг точно молния блеснула в моем сознании: я выбрала строки в его книге, а он, возможно, в моей?

Миша давно спал. Я вскочила и побежала в кабинет, нашла свой томик «Счастливица», и тут на странице 121, строки 11 и 12, я прочла: «Молодым девицам бывать в маскараде не полагается». Вот это был ответ! Все он угадал, все знал. театре Суворина шла переводная пьеса…В антракте Авилова пошла в фойе. Спешно спускаясь вниз уже после звонка, увидела Антона Павловича. Он стоял в коридоре у дверей своей ложи, той самой, где они когда-то пили шампанское. Увидев ее, он быстро шагнул ей навстречу и взял ее руку. Пьеса скучная, - поспешно сказал он. - Вы согласны? Не стоит смотреть ее до конца. Я бы проводил вас домой. Ведь вы одна?

Пожалуйста, не беспокойтесь, - ответила она. - Если вы уйдете, вы огорчите Суворина. Антон Павлович нахмурился.

Вы сердитесь. Но где и когда я мог бы с вами поговорить? Это необходимо. И вы находите, что самое удобное на улице? Так скажите: где? когда? Дверь ложи открылась, и показался Суворин. Видите, вас ищут. Идите скорей на ваше место. - Я засмеялась и быстро пошла по коридору. Кажется, ясно, что я выздоровела, - сказала о _. _ _ Jtf она себе, хотела пойти в зрительный зал, но разду

мала, пошла к вешалке, оделась и ушла. Ветер налетал порывами и мешал идти.

Свезу? - спросил извозчик. Она поколебалась и прошла мимо.

Удивительно умно все, что я сделала и сказала! - казнила она себя. - Выздоровела!.. Боже, до чего я несчастна! А он хотел поговорить со мной. чем? «Необходимо…» И что же, я опять оскорбила его?

Она подумала и с грустью решила: «Нет, он понял. Он все понимает, он все знает… и ему тяжело». Но как тяжело? Из сострадания? Ах, если бы он любил меня! «А тогда что?»

…последнего вопроса она разрешить не могла.

Они решили встретиться в Москве. Авилова должна была быть там, Антон Павлович сказал ей, что приедет из Мелихова. 18 марта 1897 года он ей написал:

«Сердитая Лидия Алексеевна, мне очень хочется повидаться с Вами, очень - несмотря на то, что вы сердитесь и желаете мне всего хорошего «во всяком случае». Я приеду в Москву до 26 марта, по всей вероятности в понедельник в 10 часов вечера, остановлюсь в Б. Московской гостинице, против Иверской».

…Она послала ему свой московский адрес, и 23 получила в Москве записку с посыльным: «Б. Московская гостиница № 5. Суббота. приехал в Москву раньше, чем предполагал, когда же мы увидимся? Погода туманная, промозглая, а я немного нездоров, буду стараться сидеть до

ма. Не найдете ли вы возможным побывать у меня, не дожидаясь моего визита к вам? Желаю вам всего хорошего. Ваш Чехов».

Как я и обещала в письме, в восемь часов я входила в «Московскую».

Швейцар принял у меня пальто, и я стала подниматься по лестнице. Вдруг он окликнул меня. вы к кому?